Читаем Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости полностью

И все же, несмотря на его безудержное воровство и неправомочное использование ее машины, она не бросает его и не съезжает на свою квартиру. Она остается. В 2001 году им обоим исполняется по тридцать: сначала Анне-Катрин – 5 июля, затем ему – 1 октября. Она больше не обращает внимания на новые трофеи, если только он сам не хочет что-нибудь ей показать. Мансарда больше не выглядит комнатой в Лувре – скорее самой дорогой свалкой в Европе. И новые вещи следуют одна за другой, и конца этому не видно.

26

Он приносит домой охотничий рог, которому четыреста лет; предмет в безупречном состоянии: сверкающий медный раструб, узорчатый кожаный ремень, чтобы носить на плече. Когда Анна-Катрин возвращается с работы, Брайтвизер не в силах удержаться: он хвастается новым сокровищем и рассказывает, как ему удалось его украсть.

Рог был выставлен в маленькой витрине, подвешенной в музее чуть ли не под потолком. Ему пришлось влезть на радиатор и откручивать шурупы на передней панели, держа швейцарский нож в вытянутой руке. В разгар работы ему пришлось прерываться несколько раз, спускаться на застеленный красным ковром пол и топать по всему залу. Это чтобы кассирша, сидевшая этажом ниже, – единственный человек в музее – слышала его и ничего не заподозрила.

Когда витрина была уже открыта, а передняя панель вынесена в соседнюю комнату, он снова забрался на радиатор, отодвинул в сторону мешавшую ему лампу подвесной подсветки и быстро перерезал нейлоновые тросики, которые удерживали охотничий рог на месте. К тому времени, когда лампа перестала раскачиваться, Брайтвизер уже засунул инструмент под свое темно-зеленое пальто «Хьюго Босс» и направился к выходу.

Но Анна-Катрин не выражает восторга. У них уже есть один рог, даже лучше, закрученный тройной спиралью, который они украли вместе в Германии. Кроме того, в его рассказе не хватает некоторых подробностей.

– Ты надевал перчатки? – спрашивает она.

– Прости… – отвечает он. Чтобы провернуть это дело, ему требовалась максимальная чувствительность пальцев.

Перчатки – одно из двух ее непререкаемых правил. Она тут же узнаёт, что он нарушил и второе: Музей Рихарда Вагнера, откуда он украл охотничий рог, находится в Швейцарии. Но и это не самое страшное. Музей Вагнера находится в Люцерне – том самом городе, где несколько лет назад их обоих арестовали.

Ее глаза пылают гневом, говорит Брайтвизер, такого он не видел никогда. Во время той кражи в Люцерне его отпечатки были повсюду, кипятится Анна-Катрин, теперь их обоих посадят. Напуганный этой вспышкой, Брайтвизер обещает, что все исправит. Он поедет обратно в музей и сотрет отпечатки пальцев.

Ну уж нет – Анна-Катрин непреклонна. Это слишком опасно. Лучше уж она сама возьмет на работе отгул, с самого утра поедет в музей и сотрет отпечатки. Брайтвизер предлагает хотя бы отвезти ее, и она благоразумно соглашается.

Они едут на машине Анны-Катрин, и атмосфера в салоне царит арктическая. Они почти не разговаривают. Но вот они подъезжают к Музею Рихарда Вагнера, устроенному в усадьбе, где композитор жил в 1860–1870-е годы, и настроение Брайтвизера слегка улучшается при виде красот природы. Музей Вагнера расположен на возвышенности и окружен изумительным городским парком на берегу озера Люцерн, охваченного заснеженными горами. Анна-Катрин открывает дверцу; в сумке у нее носовой платок и бутылочка медицинского спирта, и ему на мгновение кажется, что, может быть, они смогут еще снова обрести свою любовь.

– Посиди в машине, – говорит она. – Я только туда и сразу назад.

– Я просто немного прогуляюсь, – говорит он. – Не беспокойся.

И он тоже выходит, запахивает свое темно-зеленое пальто и отдает ей ключ от замка зажигания, чтобы она положила в сумочку. После чего он наклоняется и целует ее, надеясь, что этот поцелуй положит начало оттепели в их отношениях.

Она входит в музей, покупает билет и поднимается по лестнице на второй этаж. Брайтвизер нарезает круги вокруг усадьбы – трехэтажного дома с белеными стенами и темно-зелеными ставнями на окнах – и наблюдает за ее передвижениями: вот она мелькает в одном окне, затем в другом – воплощенная элегантность в своем подогнанном по фигуре сером костюме.

Наконец она скрывается во внутренних комнатах, а он ждет. Поблизости всего несколько человек, в том числе и старичок с собакой, который, прежде чем отойти, как будто бросает на Брайтвизера какой-то странный взгляд. Лебеди покачиваются на волнах в озере, вода размеренно плещет на берег. Церковный колокол чисто отбивает четверть часа.

Анна-Катрин выходит из музея и быстро направляется в его сторону. Она почти бежит, что странно. Они всегда старались не показывать спешки, тем более сейчас тот редчайший случай, когда они приехали в музей не для того, чтобы красть. У него такое впечатление, будто она пытается что-то ему сказать; но она слишком далеко и ему не слышно. Он силится прочесть что-нибудь по ее встревоженному лицу, по нервным взмахам руки, когда на гравиевой дорожке позади него вдруг притормаживает, а затем останавливается полицейская машина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное