Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости

– Когда я видел их в последний раз, они были в мансарде, – отвечает Брайтвизер. Когда он прочел полицейский рапорт о находках в канале, он был потрясен, однако, как и во многих других случаях в его нынешней жизни, ему пришлось смириться с недоумением. Он рассудил, что в один прекрасный день все прояснится. Предметы из канала пережили это купанье; сам Брайтвизер не желал бы им подобного и не мог понять, почему они там оказались, однако ничего непоправимого не случилось. Он надеется, что с картинами обошлись гораздо лучше; вероятно, они по-прежнему висят на стенах мансарды. Но фон дер Мюлль наконец рассказывает ему об ордере на обыск, полученный Мейером, и о пустом чердаке; недоумение Брайтвизера усиливается, он в панике. – В таком случае я понятия не имею, где картины…

Детектив поначалу подумывал: не приказал ли Брайтвизер тайно вычистить мансарду; или, может быть, у него с Анной-Катрин и матерью было заранее подготовлено место, куда прятать картины в случае опасности. Груда вещей в канале могла быть грандиозным отвлекающим маневром, уловкой, чтобы инспекторы решили, будто бы все здесь, тогда как подлинные сокровища остались в тайнике. Фон дер Мюлль уже провел в обществе Брайтвизера достаточно времени, он научился понимать его и теперь был почти уверен, что музейный вор в самом деле понятия не имеет, куда подевались картины.

Фон дер Мюлль советуется с судьей, и в начале марта 2002 года матери Брайтвизера выдают разрешение приехать в Швейцарию – с гарантией, что она не будет арестована, – чтобы побеседовать о картинах и, как надеется детектив, выведать у нее, где их искать. Ну и заодно повидаться с сыном, который просидел в тюрьме без права посещения уже больше трех месяцев. Анна-Катрин на запросы швейцарской полиции не откликается, а фон дер Мюллю не хочется получать с нее показания силой, поэтому на допрос приглашают только мать Брайтвизера.

Штенгель пересекает границу, встреча проходит в кабинете судьи. В комнате находятся фон дер Мюлль, судья, Брайтвизер и его мать. Фон дер Мюлль без обиняков спрашивает у Штенгель, куда она подевала украденные картины.

– Картины? – переспрашивает его мать ровно. – Какие картины?

Брайтвизер не понимает, зачем мать проехала такое расстояние, если упорно все отрицает.

– Но, мам, – уговаривает он, – ты же знаешь.

– О чем ты вообще? – спрашивает она, сверкая глазами на сына так, словно он ее оскорбил.

Фон дер Мюлль снова просит мать Брайтвизера рассказать, где находится живопись, и судья просит о том же, однако Штенгель не поддается. Спустя считаные минуты судья в негодовании завершает встречу.

Прежде чем мать Брайтвизера успевает уйти, фон дер Мюлль о чем-то заговаривает с судьей, и Штенгель остается с сыном наедине. Ее поведение совершенно меняется. Штенгель крепко прижимает к себе сына, на ее глазах выступают слезы; она обнимает его с необычным для себя пылом. Проходят мгновения, и, когда Брайтвизер уже готов высвободиться, чтобы вернуться в тюрьму, мать шепчет ему на ухо:

– Не упоминай о картинах, – с нажимом произносит она. Она не знает, что он уже все рассказал о них детективу. – Нет никаких картин, и никогда не было.

Его мать приехала сюда специально для того, чтобы предостеречь его, однако это и все, что она успевает ему сказать. Он получает первый намек на то, что произошло.

31

Одно Брайтвизер знает наверняка: Анна-Катрин видела, как его арестовали перед Музеем Вагнера в ноябре 2001 года, и сама она избежала ареста. Ее машина стояла рядом с музеем, ключи лежали у нее в сумочке.

А вот что было дальше, он не знает. Анна-Катрин расскажет об этом только один раз, под присягой, перед фон дер Мюллем и французским полицейским. В мае 2002 года, спустя два месяца после бесполезного визита в Швейцарию матери Брайтвизера, фон дер Мюлль едет во Францию: он все еще надеется отыскать картины. Анну-Катрин вызывают повесткой и предлагают дать показания, однако она не намерена распространяться по поводу мансарды. Она настаивает, что не имеет никакого отношения к тому, что случилось с произведениями искусства.

– Я не причастна к исчезновению всех этих предметов, – говорит она и больше ничего пояснять не желает.

Тогда же, в мае 2002 года, мать Брайтвизера арестовывают, ее допрашивает полиция, только следствие ведется во Франции. Под присягой в полицейском участке Штенгель подтверждает, что все было именно так и она сделала все сама, без Анны-Катрин. Штенгель говорит, что принятое решение было для нее мучительно, и называет ночь, когда мансарда была очищена от своего содержимого, «моя драма», однако так и не проясняет до конца, как именно все происходило и почему.