Суд над маркизом длился почти два месяца. Сначала подозреваемый назвал кое-кого из мелких сошек и пообещал выдать еще некоторых, если ему смягчат приговор, но получил отказ и замкнулся в молчании. Суд тянулся ни шатко, ни валко, улик против подсудимого было мало, свидетели давали противоречивые показания. Медвежью услугу де Фавра оказали все те же монархисты, попытавшиеся освободить его 26 января 1790 года, но Национальная гвардия сорвала этот замысел. Общественное мнение возмутилось наглостью приспешников короля, и 18 февраля де Фавра приговорили к смертной казни через повешение.
Надо сказать, что 21 января 1790 года Учредительное собрание приняло закон о единообразии смертной казни для всех сословий без исключения, как следствие уничтожения прав и привилегий дворянства. Приговор был встречен парижанами с большим энтузиазмом, поскольку это был первый пример, когда казнь на печально знаменитой Гревской площади осуществлялась без различия в социальном положении преступника (дворян ранее казнили через отсечение головы). Маркиз принял смерть с большим достоинством. Графиня де Бальби будто бы рассказывала, что в день казни де Фавра двор графа Прованского в Люксембургском дворце пребывал в сильном волнении, которое улеглось лишь тогда, когда поступило сообщение, что маркиз ушел в мир иной, никого не выдав.
Тайная жизнь отца Зоэ
Граф Прованский сдержал свое слово, обеспечив пожизненную пенсию жене де Фавра и обучение его детей. Вдова покинула Францию, а сын маркиза, Шарль де Фавра, служил впоследствии сначала в австрийской, а затем в русской армии. Что касается Талона, его монархические убеждения шли вразрез с требованиями революционных властей по ведению расследований, а потому уже 30 июня 1790 года он подал в отставку со своей должности. Безработный чиновник полностью отдался участию в заседаниях Учредительного собрания, где заменил подавшего в отставку депутата. На самом деле это лишь служило прикрытием обширной тайной сети сношений между королевской семьей, бывшими министрами и лидерами революционного движения с целью их коррумпирования. Наиболее ярким из этих деятелей был знаменитый оратор Мирабо. Правда, ранняя смерть помогла ему уйти от революционного возмездия, но позднее, когда были обнаружены неопровержимые документы, подтверждавшие тайную связь пламенного трибуна с королевской семьей, его останки были удалены из Пантеона.
Монархисты попытались 20 июня 1791 года организовать побег королевской семьи, который, как известно, не удался. Больше повезло графу Прованскому. За день до него из Парижа ускользнула графиня де Бальби, сам он, вооружившись английским паспортом, закутавшись в черный плащ и нацепив для демонстрации благонадежности на свой редингот широкую трехцветную ленту, также бежал 20 июня в Австрийские Нидерланды, а затем в немецкий Кобленц, где создал небольшой двор, ставший центром французской эмиграции. Луи-Станислас всегда клялся, что узнал о побеге королевской семьи в самый день их отъезда
Граф встретился с австрийским императором Леопольдом II, братом королевы Марии-Антуанетты, и вдохновил его на так называемую «Пильницкую декларацию». Этот документ был обнародован после встречи в Пильнице императора с королем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом II и видными представителями французской эмиграции. В нем благополучное положение королевской семьи объявлялось предметом общего интереса для всех правящих особ Европы, и весьма недвусмысленно указывалось на возможное принятие эффективных мер для укрепления французской монархии. Во Франции это заявление вызвало бурю негодования, и самые ярые сторонники республики в апреле 1792 года добились объявления войны против европейской коалиции. Граф Прованский пытался вернуться во Францию во главе воинского соединения числом 14 000 человек, но потерпел поражение в знаковой битве при Вальми. Для Луи-Станисласа это стало началом скитаний, обусловленных неустойчивой политической обстановкой в Европе, созданием и распадом союзов.