Талона после принужденного возвращения королевской семьи сначала арестовали, но затем освободили. Он пришел к выводу, что приспела пора спасать своих домочадцев, и отправил в эмиграцию жену с четырьмя детьми: двумя старшими сыновьями, Зоэ и ее младшей сестрой, появившейся на свет в 1787 году. Семья последовательно проживала на острове Джерси, в Швейцарии и Италии. Маркизе не довелось более увидеть мужа, дети же встретились с отцом лишь через 12 лет. Он перешел на полуподпольное положение, продолжая свою подрывную работу среди сторонников республики. В августе 1792 года Талон отважно выступил в рядах защитников королевского дворца Тюильри, когда его штурмовала озверевшая толпа парижан, но после этого попал в список лиц, подлежащих аресту. Промедление было смерти подобно, и он эмигрировал в Англию. Загранпаспортом его снабдил один из наиболее видных деятелей революции Дантон, также вовлеченный в его тайную сеть сношений с королем и боявшийся, как бы эти связи не выплыли на чистую воду. Где хранилось признание де Фавра, пока верный сын монархии находился вдали от родины? Это осталось тайной за семью печатями.
В Англии Талон безуспешно пытался добиться более активной поддержки восстановления монархии во Франции, но правительство Великобритании было озабочено лишь недопущением революционной заразы в свое королевство. Маркиз получил от графа Прованского поручение обратиться за помощью к Джорджу Вашингтону, первому президенту Соединенных Штатов и отплыл в Филадельфию. Однако Вашингтон предпочитал держаться подальше от Франции с ее проблемами, и миссия Талона потерпела полное фиаско. Но, осознав всю тщету борьбы за правое дело, он не пал духом, на время отбросил высокие устремления и занялся вульгарным зарабатыванием денег, чем не гнушались в Америке и такие высокородные эмигранты как бывший епископ Отенский Талейран и герцог де Ноай. На спекуляции земельными участками и торговле зерном между Францией и Англией Талон нажил огромное состояние, тогда как его семья в эмиграции была вынуждена вести весьма скромное существование. Один из сыновей умер, и маркиза Талон возвратилась в Париж летом 1795 года уже с тремя детьми. Ей удалось возвратить семейный особняк на улице Сен-Флорантен, но она осталась практически без средств.
Горький хлеб эмиграции
Тем временем небольшой двор графа Прованского изнывал от безделья в Кобленце. После казни короля в январе 1793 года Луи-Станислас объявил себя регентом при малолетнем племяннике, пребывавшем в заключении у революционеров и формально ставшем королем Людовиком ХVII. Поскольку заниматься придворным новоявленного регента было решительно нечем, они погрузились в самый неприкрытый разврат, что вызвало возмущение местных бюргеров. Тон задавала графиня де Бальби, получившая к тому времени прозвище «королевы эмиграции». Супруга графа первая в сопровождении своей фаворитки-чтицы уехала в родной Турин, столицу Сардинского королевства; граф же в 1794 году поселился в Вероне, находившейся на территории Венецианской республики. Там изгнанник прожил до 1796 года, пока пушки генерала Бонапарта не взяли под прицел дворец дожей. После смерти малолетнего сына Людовика ХVI в республиканском заточении граф Прованский провозгласил себя королем Людовиком ХVIII.
Луи-Станислас принялся колесить по Европе в поисках пристанища. Его то привечали и оказывали некоторую материальную помощь, то для приличия принимали со скрежетом зубовным и через непродолжительное время весьма бестактно указывали на дверь. Он попытался договориться о совместных действиях с младшим братом, графом д'Артуа, но из этого ничего не вышло. В результате граф отправился в Лондон, а Луи-Станислас был вынужден ожидать в Риге ответа императора России на возможность получить убежище на его территории. Дело-то было не только в обретении крыши над головой, но и в приличном денежном содержании, выделяемом его крошечному, но все-таки королевскому двору. Павел I дал было свое согласие на его пребывание в Митаве[72]
, и щедрые средства на подпитку, но вскоре сам пал жертвой дворцового заговора.