Музыка мертвых

— Времена, конечно, пошли невероятные, — негромко заметил господин из налогового ведомства. — В мою молодость девушки не вели себя настолько свободно. Как думаете, доктор Вернон, это дерзкое кокетство или столичное обращение?

Важные господа Эверфорта никогда не доезжали дальше границ округа, так что Август, который родился и учился в столице, считался знатоком и общения, и нравов, и манер.

— Мы тут все деревенщина. Нам не понять, — ответил Август. — Но я бы сказал, что наши шлюхи ведут себя скромнее, чем столичные дамы.

Он вдруг подумал, что говорит, как старик, и ему сделалось грустно. Неужели жизнь закончена, и в ней остались лишь склоки со слугами и санитарами и обсуждения того, насколько вольную жизнь ведут незамужние горожанки?

Потом все разбрелись по небольшим компаниям. Кто-то устроился за карточным столом, выкладывая монеты, кто-то уселся у камина с вином и закусками. Девушки принялись гадать на женихов. Август взял у слуги бутылку вина и подошел к окну. Отсюда был виден весь город: Эверфорт праздновал и ликовал, в небе распускались цветы фейерверков, и среди праздника никто не думал ни о таинственном убийце, ни о загадочной музыке, ни о Ползучем артефакте, из-за которого убили родителей Штольца.

— С новым годом!

Август обернулся и увидел Штольца — тот подошел к нему с такой же бутылкой вина в руке и улыбнулся искренне и светло. У него сжалось сердце. Священник был добр и просто попытался утешить того, кто стоял на краю гибели. Та любовь, что переполняла Августа, не имела никакого отношения к дружеским чувствам — она была ближе к смерти, чем к жизни.

«Если он скажет убить, я убью, — вдруг ни с того ни с сего подумал Август. — Если скажет броситься в это окно, я брошусь».

Ему почудилось, что в этот момент он полностью отказался от самого себя.

— С новым годом, — ответил Август, всеми силами стараясь сохранять спокойный и независимый вид. — Что там положено пожелать? Здоровья и счастья?

Штольц кивнул и сделал глоток из бутылки.

— Именно.

Август посмотрел по сторонам: старики кряхтели за карточными столами, девицы гадали возле огромной пышной ели, украшенной золотыми и красными шарами, дамы сплетничали в малой гостиной — в приоткрытую дверь виднелся силуэт жены бургомистра. Баронетты Вилмы нигде не было.

— Куда ты сплавил свою навязчивую спутницу? — поинтересовался Август. Штольц вынул из кармана крошечную серебряную пластинку артефакта и ответил:

— Она немного заблудилась. Стоит сейчас в одной из комнат и не хочет искать выход.

От этих слов повеяло холодом.

— Просто стоит? — уточнил Август. Штольц кивнул.

— Да. Она просто стоит у окна. Я попросил Жан-Клода о том, чтобы обошлось без боли и особенного дискомфорта.

Август снова вспомнил о том, что сказал сегодня утром священнику. Любить — это хотеть прикоснуться. Неожиданно ему страшно захотелось плюнуть на все и просто взять Штольца за руку. Ничего особенного, самый обычный, почти дружеский жест. Никто этого не заметит — все заняты своими делами — ну а даже если и заметят, что с того? Это настолько великий грех — дотронуться до того, кого любишь? Ему сделалось горько и страшно — настолько, что Штольц нахмурился и спросил:

— Что с тобой?

«Ничего, — подумал Август. — Ровным счетом ничего. Кроме того, что меня сейчас кондрашка хватит от всего этого».

— У меня нет для тебя подарка, — ответил он, прекрасно понимая, насколько по-дурацки это звучит. В небе расцвели новые вспышки салюта, и на лицо Штольца легли алые тревожные отблески. С улицы донеслись далекие восторженные вопли: до нового года оставалось всего ничего, люди радовались, на какое-то время забыв о делах и надеясь на неизбежное счастье.

Дураки.

— У меня тоже, — признался Штольц. — Честно сказать, я давно никому ничего не дарил. Отвык.

Август усмехнулся, чувствуя, как знакомая игла все глубже и глубже вонзается в его сердце. Машинально дотронулся до груди, словно хотел нащупать ее и выдернуть.

— А баронетта? — спросил он. Штольц презрительно фыркнул.

— Ну уж нет. Чтобы она потом вообще не отстала?

Логично. Любая девушка, которая получит презент из рук своего кумира, решит, что это начало отношений, которые обязательно приведут к свадьбе — на меньшее девушка не согласна. Тогда Штольцу не помогут никакие артефакты.

Август усмехнулся и неожиданно для самого себя произнес:

— Если бы я мог подарить тебе свою душу, то подарил бы.

Сначала ему не поверилось, что он это сказал. Потом ему захотелось удариться головой обо что-то потверже — выбить дурь, да так, чтобы не возвращалась. Потом у него в душе все рухнуло, когда Август подумал, что Штольц сейчас выругается, отойдет и утром уедет из Эверфорта, не собрав вещей: просто, чтобы держаться подальше от ссыльного идиота, которому совершенно снесло голову.

А потом Штольц скользнул пальцами по его запястью, и сердце пропустило удар. На какой-то миг Августу показалось, что он горит — он медленно перевел взгляд на Штольца и увидел, что тот смотрит с теплом и чем-то очень похожим на любовь.