Потом Эрика лежала в объятиях Августа и не чувствовала ничего, кроме тепла. Музыка ушла, но Эрика прекрасно знала, что завтра утром возьмет очередную стопку бумаги и все запишет. Август плавно скользил пальцами по ее плечу, словно по-прежнему не верил в то, что Эрика настоящая, или боялся, что она исчезнет. За окном по-прежнему запускали фейерверки, Эверфорт праздновал наступление нового года, и Эрика совсем как в детстве верила в то, что все плохое ушло от них, а впереди будет лишь добро, любовь и счастье.
Она понимала, что надежда на счастливое будущее полна самообмана — и все-таки хотела надеяться.
— Я тебя люблю, — негромко произнес Август. Эрике подумалось, что он давно никому не говорил этих слов. Настолько давно, что успел забыть, как они звучат. И о любви успел забыть тоже — а теперь вот вспомнил.
— Я тебя тоже, — откликнулась Эрика. Когда-то она решила, что ее жизнь будет принадлежать только музыке, и отказалась от любви — и сейчас впервые усомнилась в правильности своего давнего решения.
— Мне столько хочется у тебя спросить, — произнес Август. Эрика посмотрела ему в лицо — должно быть, никто и никогда не видел его таким: мягким, расслабленным, наконец-то позволившим себе любовь и нежность. Сейчас Август был похож на рыцаря, который наконец-то снял доспехи цинизма и злости. Наступит утро, он облачится в них снова — но пока до утра еще далеко.
— Спрашивай, — ответила Эрика. Август усмехнулся, поцеловал ее в висок.
— Эти артефакты — работа Моро? Кто он на самом деле?
— Да, он сделал их для меня, — ответила Эрика. Вечером Моро сказал, что проведет ночь вне дома, и она впервые подумала о том, где и с кем он может быть. — Но кто он — я не знаю. Может быть, джиннус. Или даймония. Не знаю.
Август рассмеялся.
— Джиннус? Ну, с его физиономией это вполне возможно. Ты его не боишься?
Эрика удивленно посмотрела на Августа.
— Бояться? Нет! С чего бы? Я не видела от него ничего, кроме добра.
«Он ревнует, — подсказал внутренний голос. — Он мучительно и болезненно ревнует к тому, кто всегда находится рядом с тобой. Во всех твоих видах».
— А то тело, которое нашли рыбаки? Его работа?
Эрика кивнула.
— Как и все изменения в документах, — ответила она. — Загляни в записи регистрации и увидишь, что у моих родителей родились близнецы, а не единственная дочь.
— Кстати, как они отреагировали на внезапного сына? И все остальные?
Эрика прикрыла глаза.
— Это тоже Моро, — ответила она. — Он как-то подправил мир. Я вдруг поняла, что никто не удивляется тому, что Эрик Штольц в принципе есть. Все будто бы знали, что у меня был брат-близнец, который жил в деревне. Ну а родители радовались, конечно. Богатый и знаменитый сын это великое дело, знаешь ли.
Август усмехнулся. Эрике почудилось, что он начинает возвращаться в свою привычную броню.
— Поэтому тогда он тебя и уволок в дом, — сказал он и пояснил: — Тогда, вечером, когда тут был огненный столб.
Защита артефакта лопнула как раз в ту минуту, когда Моро втащил Эрику в дом. Отдача была такой, что Эрика упала на руки Моро, почти потеряв сознание. Воспоминаний от того вечера осталось немного — тьма в коридоре и комнате, свет, затрепетавший в лампе, чашка какого-то густого варева в руках Моро, и его рука, которая поддерживала голову Эрики.
— Да, — ответила она. — Тогда я обратилась, стоило Жан-Клоду закрыть дверь.
Август нахмурился — то ли от того, что Эрика назвала слугу по имени, то ли потому, что уже думал о чем-то другом. И Эрика даже подозревала, о чем именно.
— Ползучие артефакты могут вызвать такие столбы? — спросил он. Эрика пожала плечами.
— Я почти ничего о них не знаю, — ответила она и поинтересовалась: — Как думаешь, когда убийца объявится снова?
Август нахмурился. Конечно, о чем еще говорить в постели с мужчиной в новогоднюю ночь? Разумеется об убийствах, убийцах и их жертвах. Эрика задумчиво погладила его по плечу, провела пальцами по тонкому шраму, убегавшему на грудь — Август поймал ее пальцы и прижал к губам.
— Ты хочешь поговорить именно об этом? — спросил он. — Или нам еще есть, чем заняться?
Глава 6. Цветок для разносчицы пирогов
Утро было серым и сонным. Отгремели фейерверки, опустели улицы, и Эверфорт наконец-то погрузился в сон. Снова пошел снег, заметая рассыпанные конфетти и мусор — мир делался белым и чистым.
Эрика думала, что музыка этого мира должна быть такой же: спокойной, плавной, задевающей самые глубокие струны в душе. Человек, который поднимется из кровати тогда, когда уже начнет смеркаться, выглянет в окно, увидит, как фонарщики зажигают первые фонари, и услышит в музыке отблеск того таинственного света, что хранится в глубине его сердца вместе с надеждами, снами и памятью детства. И к нему придут золотые шары на елке, треск поленьев в камине, нетерпеливо сорванная с подарков полосатая бумага — и руки матери, смех отца, тепло вечера, любовь.