Музыка мертвых

Конечно, этого не могло быть. Откуда бы там взяться любви? «Я сплю, — подумал Август, — и мне все это снится».

— Если хочешь, поехали ко мне, — спокойно произнес Штольц, словно ничего особенного не случилось. — Такого богатого угощения, как здесь, я не обещаю, зато познакомлю тебя кое с кем.

Август не запомнил, как они добрались до Малой Лесной. В памяти остался мелкий снег, темный вечер и город, укутанный в сугробы, как в белую шубу. Пролетели смеющиеся девушки на коньках, которые катались по замерзшей реке, мелькнули выпивохи возле одной из городских елок и разносчик глинтвейна, разливавший по кружкам свой лакомый товар. Августу казалось, что он спит, сон становится все глубже и глубже, и единственным настоящим в этом сне была рука Штольца — хрупкие прохладные пальцы лежали на его запястье, и Августу хотелось, чтобы дорога не кончалась.

Потом он вдруг один оказался во тьме — глубокой, непроницаемой — и только тогда опомнился. Опустив руку, Август наткнулся на перила: значит, впереди лестница. Его снова охватило холодом.

— Эрик? — негромко окликнул Август, и впереди вспыхнул свет: открылась дверь, на ступени, укрытые дорогим красным ковром, лег медовый отблеск лампы, и голос Штольца произнес:

— Поднимайся!

Август подчинился: сквозь тот сладкий и страшный водоворот чувств, который сейчас владел его душой, пробилось желание просто посмотреть, что будет дальше. Он поднялся по лестнице и оказался в коридоре — в открытую дверь была видна распахнутая пасть рояля, и тот сюртук, который баронетта Вилма хотела снять со Штольца, сейчас небрежно сбросили на стул.

Августу сделалось жутко. Настолько, что он с трудом подавил властное желание сбежать отсюда. Он вошел в большую, богато и со вкусом обставленную комнату, чьи три окна выходили на Малую Лесную. Судя по мебели, комната служила Штольцу одновременно спальней и рабочим кабинетом.

— Выпьешь? — спросил Штольц. Он стоял у окна, открывал бутылку вина и был похож на привидение. В таком доме и должны водиться призраки — вот и один из них.

— Нет, — ответил Август. — Похоже, мне понадобится чистая голова.

— Ну как хочешь.

Хлопнула пробка. Август сделал несколько шагов по комнате и вдруг увидел.

Он остановился, словно налетел всем телом на невидимую преграду — дьявольщина, да он почти почувствовал удар! Знакомое платье цвета артериальной крови лежало на полу: незнакомка в маске сбросила его впопыхах. А вот и маска, вот и полупрозрачный шелк белья — такого же красного, как и платье.

Август устало вздохнул. Провел ладонями по лицу, понимая, что все кончено. Вот, значит, кто решил над ним поглумиться. Интересно, рассказала ли девица Штольцу о том, как все прошло? Или переоделась и была такова?

Августу стало мерзко. Захотелось оказаться как можно дальше от всего этого, захотелось нырнуть в ледяную воду и попробовать отмыться.

— Вот, значит, чья это была шутка, — глухо произнес Август. — Не ожидал от тебя, честно говоря.

Штольц сделал глоток из бутылки и поставил ее на подоконник. Обернулся — он выглядел так, словно решался на что-то важное. Бледное лицо с яркими болезненными пятнами румянца наполняли решимость и страх.

— Это не шутка, — выдохнул он и добавил: — Смотри на меня. Просто смотри.

* * *

Девушка, которая отражалась в высоком зеркале, была яркой, красивой и влекущей. Конечно, родители никогда не позволили бы ей надеть такое платье: мать говорила прямо, что красный цвет — это исключительно для шлюх, а порядочным девушкам следует выбирать нежные пастельные тона. Еще им положено смотреть только на тех, кого выберут родители, не смеяться и не шутить, не разговаривать о книгах и думать лишь о том, как бы поскорее выйти замуж.

И никакой музыки, разумеется. Можно сыграть, если предложат взрослые и опытные, вот и все.

Именно поэтому Эрика выбрала кроваво-красное платье. Знак того, что она может позволить себе то, что считает нужным.

— Миледи, — Моро, который сейчас стоял чуть поодаль, протянул ей подвеску: маленький бриллиант на тонкой золотой цепочке. — Вы удивительно прекрасны.

— Спасибо, — улыбнулась Эрика. — И за платье, и за подарок.

Губы Моро дрогнули, но улыбки не получилось. Взгляд был усталым и суровым.

— Я этого не одобряю, — признался он. — Ну да вы и так знаете.

Эрика понимающе кивнула. Было бы странным, если бы он одобрил ее авантюру.

— Так надо, Жан-Клод, — сказала она. — Для меня и для музыки.

Осунувшееся лицо Моро просветлело.

— Ну если только так, — откликнулся он и добавил: — Если что-то случится, вы знаете, как меня позвать.

…серебряная пластинка артефакта скользнула в руку. Эрика вынула ее из кармана брюк, продемонстрировала Августу и сказала:

— Система безопасности. Принимает на себя любые магические удары.

Она отбросила артефакт на стол, в груду исписанных нотных листов. Где-то далеко-далеко зазвучала музыка, и в ее волны вплелось биение сердца Эрики — словно экзотический барабан первобытных племен с Юга. Август смотрел на нее, и в его потемневшем взгляде смешивалась брезгливость и непонимание.