Музыка Ренессанса. Мечты и жизнь одной культурной практики

Пример 7. Гийом Дюфаи. «Adieu ces bons vins de Lannoys». Цит. по изданию: [Fallows 1995]. – В рукописи, ныне хранящейся в Бодлианской библиотеке в Оксфорде (шифр: Ms. Canon. misc. 213), рондо датировано 1426 годом. Иногда утверждают, что в это время композитор совершил поездку во Францию. С учетом того обстоятельства, что французская музыка и так имела широкое хождение в Северной Италии, эта гипотеза не выглядит достаточно убедительной; никакими документальными свидетельствами она не подкрепляется. Более вероятно, что это рондо было сочинено на севере Италии.

Описанный прием может показаться чем-то естественным и само собой разумеющимся, и тем не менее его необходимо было однажды изобрести, технически разработать. Систематическое различение вокального и инструментального склада является новацией, какой прежде не существовало, по крайней мере в таком виде. Все это надо было освоить в чисто механическом смысле. Однако планомерность использования приема доказывает, что композитор уже продвинулся значительно дальше. В двух местах рондо инструментальная манера прямо-таки вторгается в вокальную, а именно, на четвертом «Adieu» и на слове «joye». Таким образом, композитор не просто демонстрирует возможность сменить фактуру, а придает такой смене несколько возможных функций. В первом случае мы вновь (как и в «обрамлении») имеем дело со структурирующей функцией: здесь маркируется слово «Adieu» в конце второй трети строфы-рефрена. Во втором случае смена фактуры служит пластической интерпретации слова «joye» (что потом проецируется и на «doye»). Различение вокальной и инструментальной фактуры служит композиционному членению, а переключение с одной манеры на другую то подчеркивает структуру, то помогает музыкально интерпретировать слово. Столь сложный прием требовал не только тщательного обдумывания, но и чисто технического, механического осуществления.

Подчеркивание несходства двух фактур призвано было обнажить технику композиции. Процесс сочинения становился объектом осознанного восприятия, однако происходило это под знаком facilità («легкости»), маскирующей сложную ремесленную работу. О том, что принимаемые Дюфаи конкретные решения не были жестко детерминированы, свидетельствует следующая красноречивая деталь. Интерпретация текста при помощи смены музыкальной фактуры – та техника, которой позже, около 1500 года, суждено будет утвердиться в качестве нормы, – в рондо Дюфаи выглядит лишь одной из возможных опций. В процессе работы композитор демонстрирует богатый выбор таких опций; притом их функциональная дифференциация подчеркивает со всей настойчивостью (и, пожалуй, самоуверенностью), что история композиции вступила в новую фазу. Для творчества Дюфаи вообще характерны такие композиторские ходы, когда не просто выявляются проблемы, но и предлагаются их «технические» решения, причем с таким систематизмом, какого прежде ни у кого не наблюдалось (или разве что в зачатках).