Уилл низенький и невероятный, как Джонни. Волосы почти белые. Тафт высокий и очень худой, золотоволосый и веснушчатый, с длинными черными ресницами и брекетами на зубах.
– Итак, вы двое, – говорю я. – Как прошло прошлое лето?
– Ты знаешь, как получить пепельного дракона в «Гильдии драконов»? – спрашивает Уилл.
– Я знаю, как получить жженого, – вставляет Тафт.
– Можно использовать жженого дракона, чтобы получить пепельного, – говорит Уилл.
Тьфу. Что взять с десятилетних мальчишек.
– Ну давайте. Прошлое лето. Расскажите мне. Вы играли в теннис?
– Конечно, – кивает Уилл.
– А плавать ходили?
– Да, – говорит Тафт.
– А с Гатом и Джонни катались на лодках?
Оба перестают прыгать.
– Нет.
– Гат что-нибудь говорит обо мне?
– Я не должен говорить с тобой о том, как ты оказалась в воде и обо всем случившемся, – говорит Уилл. – Я обещал тете Пенни, что не буду.
– Почему?
– Из-за этого твоя мигрень ухудшится, мы должны не затрагивать эту тему.
Тафт кивает.
– Тетя Пенни пригрозила, что если из-за нас у тебя начнутся головные боли, то она подвесит нас за ногти на ногах и заберет планшеты. Мы должны изображать веселье и не вести себя как идиоты.
– Я же спрашиваю не о моем несчастном случае, – говорю я. – А о лете, когда я поехала в Европу.
– Кади? – Тафт касается моего плеча. – Бонни видела таблетки в твоей спальне.
Уилл пятится и садится на дальний подлокотник дивана.
– Бонни копалась в моих вещах?
– И Либерти.
– Господи.
– Ты говорила, что не подсела на наркотики, но у тебя таблетки в комоде, – начал заводиться Тафт.
– Скажи, чтобы они держались подальше от моей комнаты.
– Если ты наркоманка, – говорит Тафт, – ты должна кое-что знать.
– Что?
– Наркотики тебе не друзья. – Мальчик выглядит серьезным. – Наркотики тебе не друзья, ими должны быть люди.
– О господи. Ты можешь просто рассказать, что вы делали прошлым летом, малявка?
Отвечает Уилл:
– Мы с Тафтом играли в «Энгри бердс». Мы больше не хотим с тобой разговаривать.
– Ну и ладно, – говорю я. – Вы свободны.
Я выхожу на крыльцо и наблюдаю, как мальчишки бегут к Рэд Гейту.
35
Когда я спускаюсь вниз после ланча, все окна Каддлдауна открыты. Гат вставляет диск в древний CD-проигрыватель. Мои старые рисунки прикреплены магнитами к холодильнику: сверху папа, внизу бабушка с ретриверами. Одна картинка прибита к кухонному ящичку. Лестница и большая коробка с подарочной упаковкой стоят в центре гостиной.
Миррен двигает кресло по полу.
– Мне никогда не нравилось, как мама оформила комнаты в этом доме, – поясняет она.
Я помогаю Гату и Джонни передвигать мебель, пока Миррен не говорит, что ее все устраивает. Мы снимаем акварельные пейзажи Бесс и скатываем ее ковры. Роемся в комнатах малышни, надеясь найти что-нибудь веселое. В конце концов гостиная украшена копилками и лоскутными одеялами, кипами детских книжек и лампой в форме совы. Множество блестящих ленточек из подарочной упаковки свисают с потолка.
– А Бесс не разозлится из-за твоего дизайна? – спрашиваю я.
– Будь уверена, она и носа не сунет в Каддлдаун до конца лета. Мама столько лет пыталась выбраться отсюда.
– Что ты имеешь в виду?
– О, – легко говорит Миррен, – ну, знаешь. Нелюбимая дочь, все такое, какая ужасная здесь кухня, почему дедушка не сделает здесь ремонт? И так далее в том же духе.
– А она его просила?
Джонни как-то странно на меня смотрит.
– Ты не помнишь?
– У нее пробелы в памяти, Джонни! – кричит Миррен. – Она не помнит половины нашего лета-номер-пятнадцать.
– Нет? А я думал…
– Нет-нет, замолчи сейчас же! – рявкает Миррен. – Ты что, не помнишь, что я тебе говорила?
– Когда? – Парень выглядит озадаченным.
– Прошлым вечером, – говорит Миррен. – Я передала тебе слова тети Пенни.
– Успокойся, – ответил Джонни, кидая в сестру подушку.
– Это важно! Как ты можешь забывать такие вещи? – Казалось, Миррен вот-вот заплачет.
– Извини, ладно? Гат, ты же знаешь, что Каденс не помнит бóльшую часть лета-номер-пятнадцать?
– Знаю, – отвечает он.
– Видишь? – говорит сестра. – Вот Гат меня слушал!
Я покраснела и уставилась в пол. Какое-то время мы просто молчим.
– Многие теряют память при сильном ударе головой, – наконец говорю я. – Это мама вам рассказала?
Джонни нервно смеется.
– Я удивлена, – продолжаю я. – Она ненавидит об этом говорить.
– Она сказала, что ты должна восстанавливаться постепенно, и все вспомнишь в свое время. Все тетушки знают, – говорит Миррен. – Дедушка знает. Малышня. Прислуга. Каждый человек на острове знает, кроме Джонни, судя по всему.
– Я тоже знал, – спорит тот. – Просто не видел картину в целом.
– Не глупи, – просит его Миррен. – Сейчас не время.
– Все нормально, – киваю я Джонни. – Ты не глупый. Просто у тебя был неоптимальный момент. Уверена, теперь все будет оптимально.
– Я всегда оптимален, – отвечает Джонни. – Просто не настолько, насколько хочет Миррен.
Гат улыбается, когда я говорю «неоптимальный», и хлопает меня по плечу.
Мы начали все сначала.
36