Мы были лжецами

– Я расслаблюсь, когда мы разберемся, кому достанется дом.

– Ты сводишь нас с ума, – буркнула Кэрри.

– Что такое? Не бормочи под нос.

– Мы все любим тебя, пап, – громко сказала Кэрри. – Я понимаю, год выдался тяжелым.

– Если вы сходите с ума, это ваша вина, – сказал дедушка. – Возьмите себя в руки. Я не могу оставить дом на безумцев.

Посмотрите на тетушек сейчас, летом-номер-семнадцать. Здесь, в японском саду Нового Клермонта, мама обнимает тетю Бесс, которая тянется, чтобы отрезать Кэрри кусочек малинового пирога.

Ночь прекрасна, и действительно мы – прекрасная семья.

Я не знаю, что изменилось.

38

– У Тафта тоже появился девиз, – говорю я Миррен. На улице полночь. Мы, Лжецы, играем в «Эрудита» в гостиной Каддлдауна.

Мое колено касается бедра Гата, но я не уверена, что он замечает. Доска почти заполнена. Мой разум устал. У меня дурацкие буквы.

Миррен рассеянно перестраивает свои фишки.

– Что-что у Тафта?

– Девиз. Ну, знаешь, как у дедушки. «Никому не нравятся мямли»?

– «Никогда не занимайте места в заднем ряду», – кривляется она.

– «Никогда не жалуйся. Никогда не оправдывайся», – вступает в разговор Гат. – По-моему, это фраза Дизраэли.

– Ой, он ее обожает, – кивает Миррен.

– А еще: «Нет – неприемлемый ответ», – добавляю я.

– Господи, Кади! – кричит Джонни. – Ты можешь просто сложить слово и позволить нам продолжить игру?

– Не кричи на нее, – говорит Миррен.

– Прости, – извиняется Джонни. – Не соизволишь ли ты проявить милосердие и сложить это гребаное слово?

Мое колено касается бедра Гата. Мне вправду тяжело соображать. Я складываю короткое, жалкое слово.

Джонни продолжает игру.

– «Наркотики нам не друзья», – громко провозглашаю я. – Вот девиз Тафта.

– Да ладно! – смеется Миррен. – И как ему пришло такое в голову?

– Может, им в школе читали лекцию на тему наркотиков. К тому же близняшки прокрались ко мне в комнату и рассказали ему, что у меня в комоде полно таблеток, и он хотел убедиться, что у меня нет зависимости.

– Боже мой. Что Бонни, что Либерти – ходячая катастрофа. Судя по всему, теперь они еще и страдают клептоманией.

– Правда?

– Они взяли мамино снотворное и бриллиантовые сережки. Понятия не имею, куда они собираются их надеть, чтобы мама не увидела. Плюс, девочек двое, а серьги одни.

– Ты говорила им, что знаешь об этом?

– Пыталась поговорить с Бонни. Но это бесполезно, – говорит Миррен. Она снова переставляет свои буквы. – Мне нравится мысль о девизе, – продолжает она. – Мне кажется, вдохновляющая цитата поможет пережить тяжелые времена.

– Например, какая? – спрашивает Гат.

Сестра делает паузу. Затем говорит:

– «Будь немного добрее, чем должен».

После этого мы все замолкаем. Не поспоришь.

– «Никогда не ешь того, что крупнее твоей задницы», – говорит Джонни.

– Ты ел нечто крупнее своей задницы? – удивляюсь я.

Он торжественно кивает.

– Ладно, Гат, а у тебя какой? – интересуется Миррен.

– У меня нет девиза.

– Ладно тебе.

– Ну, может, вот такой. – Парень опускает глаза на свои ногти. – «Не мирись со злом, которое можешь изменить».

– Я согласна с этим, – говорю я. И это правда.

– А я – нет, – говорит подруга.

– Почему?

– Мы мало что можем изменить. Нужно воспринимать мир таким, какой он есть.

– Неправда, – возражает Гат.

– Разве не лучше быть спокойным, мирным человеком? – спрашивает она.

– Нет, – решительно говорит парень. – Надо бороться со злом.

– «Не ешь желтый снег», – придумывает Джонни. – Тоже хороший девиз.

– «Всегда делай то, чего боишься», – предлагаю я. – Это мой.

– О, ради бога. Кто это сказал? – рявкает Миррен.

– Эмерсон. Кажется. – Я тянусь за ручкой и пишу на тыльной стороне ладони.

На левой: «Всегда делай то». На правой: «чего боишься». Вышло кривовато.

– Эмерсон такой нудный, – говорит Джонни. Он забирает у меня ручку и пишет на своей левой ладони: «ЖЕЛТЫЙ СНЕГ – НИКОГДА». – Вот так. – Он показывает нам результат. – Это должно помочь.

– Кади, я серьезно. Мы не всегда должны делать то, чего боимся, – пылко говорит Миррен. – Вообще не должны!

– Почему?

– Потому что так ты можешь умереть. Навредить себе. Если ты боишься, этому должна быть разумная причина. Доверяй своим инстинктам.

– Вот, значит, твоя философия? – спрашивает Джонни. – Быть жалким трусом?

– Да, – говорит Миррен. – Это. И то, что я говорила про доброту.

39

Я иду за Гатом, когда он поднимается наверх. Преследую его по долгому коридору, наконец хватаю за руку и прижимаюсь губами к его губам.

Этого я боюсь и поэтому считаю нужным сделать.

Он отвечает на поцелуй. Его пальцы переплетаются с моими, моя голова кружится, но Гат меня поддерживает. И снова все ясно, восхитительно. Наш поцелуй превращает мир в прах. Есть только мы, остальное не имеет значения.

Потом он отстраняется.

– Мне не стоит этого делать.

– Почему? – Его рука все еще держит мою.

– Не то чтобы я не хотел, но…

– Я думала, мы начали заново. Разве это не хорошее начало?

– Я запутался. – Гат делает шаг назад и прислоняется к стене. – Это такой банальный разговор. Не знаю, что еще сказать.

– Объясни.

Пауза. Затем:

– Ты меня не знаешь.

– Объясни, – снова прошу я.