Это немного южнее Варде. Я думаю, его гибель обусловлена тем, что он как командир полка, отвечавшего за безопасность ударных самолетов, чувствовал эту ответственность. В этом бою было численное превосходство немцев. Видимо, попав в тяжелое положение, он больше внимания уделял защите прикрываемых самолетов, чем своей безопасности. Бомберы любят, чтобы мы, истребители, рядом с ними шли. А нам не выгодно. Свободы нет. Сначала нас собьют, потом его собьют. Нам нужно де лать маневр.
–
– Да. Бывало часто. Причем, надо заметить из опыта боевого действия, они очень охотно любили вести воздушный бой при преимуществе у них в силах. Если равные или меньше, то они стремились уходить, уклоняться.
–
– Страшно! Над водой мы до этого не летали! Вдруг мотор сдаст?! Куда прыгать? В воду? Первые полеты были с переживаниями. Чем дальше улетаешь от своих берегов, моторчик вроде хуже и хуже работает. А потом Баренцево море стало, как дом родной. Если надо оторваться, в море уходи, никто не найдет.
–
– Нет, он подчинялся непосредственно ВВС флота. Он был отдельно, но летали вместе. Обычно комбинированные вылеты были. Штурмовики, бомбардировщики и даже высотные торпедоносцы, которые бросали высотные торпеды на парашютах. Между кораблями конвоя падает эта торпеда и начинает циркулировать, увеличивая радиус. Найдет цель – взорвется. Не найдет – утонет.
–
– Конечно, отличалась. С торпедоносцами уходить приходится на полный радиус. За Нордкап, Нордкин, Варде. А если нужно вести воздушный бой, как потом возвращаться? А ведь иногда бачки приходилось сбрасывать раньше, если истребители появлялись. Нас же они старались обнаружить. Во второй половине войны у немцев появились локаторы. А поначалу радиосвязь. Обычно идем на задание – в воздухе молчок, чтобы не засекали. Тактически шли сзади, выше, по бокам. Они не любили, когда от них истребители отрывались. Хотели все время нас видеть.
–
– Обычно они удар наносили по кораблям охранения. Некоторые по транспортам наносили удар. Обычно они обеспечивали подавление корабельной артиллерии. Немцы стреляли из главного калибра, ставили столбы воды, в которые иногда врезались наши торпедоносцы. А в этот столб, если попадешь, то все, капут.
–
– Поначалу жилетов не было – мы же были в сухопутной авиации. Потом дали специальные жилеты. Здесь коробочка. Если попадаешь в воду, происходит химическая реакция, и жилет надувается. У меня был такой случай. 23 июля 1942 года мы участвовали в массированном налете на объекты немцев в районе Печенги в 1943 году. Я был ведомым у командира полка Панина. «Мессеров» было очень много – они успели взлететь с Луостари. Свалка была большая. В этой свалке уже на отходе пулька попала в систему водяного охлаждения моего ЛаГГ-3. Вода начала брызгать в кабину. Надо спасаться. Прыгать некуда – внизу немцы, а до Рыбачьего еще километров сорок. Дотянул до Рыбачьего, мотор заклинило, и я решил прыгать. Вроде береговую черту я перетянул. Отсоединил кислородную маску, ведь летали на 5000-6000 (потом мы эти маски превратили в мундштук и сосали – так удобнее. Потому что маску одел, лицо потеет, видимость ухудшалась. В бою же, если не будешь головой крутить на 360° – собьют).
Так вот, снял маску, отсоединил разъем радио, отстегнул поясные ремни (плечевыми не пользовались, да и поясными не всегда), открыл фонарь, поднялся, еще посмотрел – ничего не забыл, чтобы планшет всегда был с собой, – и меня вытянуло струей воздуха. Садиться на воду было опаснее. Самолет мог зарыться. А потом выбирайся под слоем воды. Решение было прыгать.