МЖ. Роман-жизнь от первого лица

– Да, ты права. Я не уверен, что мой наниматель вообще собирается что-нибудь платить. Это не в его интересах. Я бы рассказал тебе, что я имею в виду, но время уже поджимает, так что как-нибудь в другой раз. Мне не остается ничего, кроме как согласиться со всеми твоими доводами и предложениями. Тогда ни к чему, чтобы нас видели вместе. Ничего, кроме подозрений, это не вызовет и все сорвет. Действуй по своему усмотрению, а я буду выполнять свою часть работы. Сегодня двенадцатое октября, понедельник. Обратный билет у меня на шестнадцатое, а оно через четыре дня. Мы должны успеть за это время.

– Успеем, дорогой. Жди меня завтра вечером с докладом, заодно еще раз освидетельствуешь мой лотос. Мне это очень нравится.

– Я не видел ни одной женщины, кому не нравилось бы оральное удовлетворение.

– О да, это не может не нравиться. Все, мне пора. До завтра, поэт.

– До завтра, напарница. Тебе помочь с чемоданом?

– Сиди, копи силы, я позову швейцара.

Она позвонила, взяла чемодан за выдвижную ручку, улыбнулась и одобряюще кивнула. Слегка пошатываясь, вышла в коридор и хлопнула дверью. Я слышал, как подъехал лифт, затем приветствие швейцара, потом все стихло. И я впервые после Москвы перевел дух.

Город, мясо и черти

Я не лентяй. Вовсе нет. Просто иногда мне необходимо принять горизонтальное положение и отключиться хотя бы на полчаса. И я вновь готов спасать этот говенный мир. Приятно просто лежать, смотреть в потолок и ни о чем не думать. Не чувствовать тела. Я позволил себе подремать около часа. Затем поднялся с чистой головой. Остатки водки вылил в раковину. Все, хватит. Я на работе. При исполнении, так сказать. Волна стыда захлестнула меня при воспоминании о замечании, сделанном мне старым чекистом. Надо бы узнать, как его зовут. Почему всегда после попойки так стыдно? Стыдно перед окружающими, стыдно перед самим собой. Стыдно за то, что недавно, под винными парами, ты готов был перевернуть мир, а похмелье грубо сунуло тебя носом в кал, словно указывая тебе место. Впоследствии этот стыд трансформируется в куда как более неприятные вещи: похмельные депрессии, манию преследования, белую горячку и, наконец, шизофрению. Я, словно проститутка, пропущенная через строй солдат, стоял под душем и с остервенением тер себя мочалкой, словно хотел оттереть въевшийся в тело похмельный синдром. Четыре раза намылился, выскоблил бритвой лицо до скрипа, дважды почистил зубы. Мимолетом подумал о возможности наличия у моей прекрасной испанки разнообразных венерических штучек, но махнул рукой: не похоже, чтобы она могла быть с чем-то подобным. От этой девочки сейчас зависело все. Я не сомневался, что она играет именно ту игру, которую играла передо мной, и никакого кардинально противоположного плана у нее нет. Всю работу она фактически взяла на себя и согласилась подставиться не меньше моего. Значит, она в меня верит. Верит в то, что я не оставлю в живых основного свидетеля ее финансовых этюдов, нотными знаками которых являются цифры номера того или иного счета. Того или иного. Иного. Вот это самое важное. Итак, она заберет половину денег. Половину моего гонорара, которого могло и вообще не быть. Ведь я до сих пор так и не удосужился побывать возле этой виллы, мать ее. Пора браться за дело. Открыл чемодан, вытащил спортивную форму. Нацепил шорты, майку, кроссовки, бейсболку козырьком назад, в уши вставил наушники от IPod, на руки надел велосипедные перчатки без пальцев, за плечи закинул рюкзак. Поехали…

Сверился с картой. Так и есть – это совсем рядом. Три километра, не больше. Поехал по тротуару вдоль Avenida Liber-tador. Аргентинцы ездят плохо и опасно. Автобусы, которые во множестве бороздят широкие улицы Буэноса, проносятся в такой близи от бордюров, что вот-вот наскочат на них. Выжить в таком движении скромному велосипедисту из Москвы представляется маловероятным. Поэтому проезжая часть отпала сразу. Позже, после того, как я стал окончательным приверженцем велосипеда и часто использовал его во время операций в Европе, я с трудом привык к тому, что там велосипедист – если и не священная корова, то уж точно привилегированный участник движения со своим, выделенным ему крайним рядом и многочисленными оборудованными местами парковок. В обедневшей же и оттого озлобленной аргентинской столице велосипедист явно прогулочного вида воспринимался довольно раздражительно и этим негативом меня буквально обдавали проезжающие мимо автобусы.