МЖ. Роман-жизнь от первого лица

Тем временем Villaflor под прямым углом пересекла доки Puerto Madero. Слева виднелся мост в виде стилизованной арфы: монолитный угол в сорок пять градусов с натянутыми поперек струнами-тросами: «Мост влюбленных». Одновременно он напоминал парус яхты, если смотреть издалека. Сами яхты в большом количестве стояли пришвартованные по берегам этих геометрически правильных доков, вдоль всей водной линии которых тянулся городской променад – набережная со сплошной линией lounge-клубов, ресторанов и бутиков, набитых мишурой для простаков-туристов. После доков начинался великолепный бульвар Rozario Vera Penaloza, с блестящим, словно мокрым от дождя, ровным покрытием центрального прохода, вдоль которого росли средней высоты деревья, окруженные низким, идеально подстриженным кустарником. Он выводил прямо к мосту, перекинутому через невзрачный, обмелевший и довольно грязный пруд, и далее вел к входу в парк. Под прямым углом к мосту подходил длиннейший гранитный парапет, тянувшийся вперед насколько хватало глаз. На парапете сидели явно не туристы, а горожане, что было видно по их свободной манере держаться. Они пили пиво и поедали в огромном количестве свежее, только что приготовленное мясо, которое жарили тут же, в многочисленных павильончиках, стоящих в ряд с интервалом в десяток метров. Немедленно по попаданию в эту страну мясных ароматов у меня выделилось несколько тонн голодной слюны, и я почувствовал такое острое чувство голода, что у меня даже потемнело в глазах. Подъехав к первой попавшейся палатке с грилем, на котором рядами возвышались здоровенные сочные куски, я показал продавцу, пожилому мужику в переднике и с огромной двузубой вилкой в одной руке и ножом, больше похожим на меч гладиатора, в другой, указательный палец и свирепо прохрипел:

– Uno!

Мужик кивнул, отрезал от одного из больших кусков, оказавшихся наполовину прожаренными полуфабрикатами, здоровенный ломоть шириной в две моих ладони и толщиной сантиметра в три и кинул его на раскаленную решетку, после чего кусок стал источать такой вкусный запах, что меня захлестнула настоящая волна какого-то помешательства от голода. Я с трудом удержался от того, чтобы не начать грызть собственные пальцы. Мужик, с интересом наблюдавший за мной и, видимо, любопытный и пребывающий в хорошем настроении, миролюбиво спросил на ужасном английском:

– Откуда есть?

– Russa, – на таком же испанском ответил я. – Russa, Mosku.

– Mokku, – поправил меня мужик, важно подняв вверх указательный палец, и пустился в пространное объяснение на испанском, из которого я, впрочем, понял, что название моего родного города произносится в Испании и здесь, в Аргентине, немного по-разному.

Тем временем мой ломоть окончательно созрел для того, чтобы насытить меня. Он полностью поджарился. Мужик вытащил откуда-то большую круглую лепешку. Своим мечом молниеносно разрезал ее вдоль, на две равные половинки и, сунув между ними мясо, подал этот триумфальный сэндвич мне. Перед продавцом стояли несколько мисок, наполненных салатом из помидоров и лука, изумрудной зеленью, латуком, какими-то очень аппетитными на вид соусами. Он указал на них рукой, потом на мой обед и сделал жест, как будто что-то кладет ложкой на свою ладонь. Я последовал его совету и украсил свой сэндвич содержимым нескольких мисок. А потом я откусил первый кусок…

Не знаю, что это было: или подействовал долгий перелет и я действительно сверх всякой меры проголодался, или свежий ветер, постоянно дующий в этом городе Счастливых Ветров, а именно так переводится с испанского его название, усилил вкус этого мяса, или, что скорее будет верным, оно действительно было той самой прославленной на весь мир аргентинской говядиной, но никогда до этого я не ел ничего вкуснее. Я урчал как хищный зверь, я терзал свою добычу, рвал ее сочную зажаренную плоть зубами и неприлично чавкал. Все это очень понравилось мужику, который смотрел на меня с одобрением и чувством удовлетворения от собственного труда. Он восторженно цокал языком и подбадривал меня гортанными вскриками, а я при этом показывал ему большой палец и набитым ртом с трудом произносил:

– Ням, ням.

– О! Si! Njam-njam! Bueno!

Весь этот уличный фаст-фуд, который не уступал по качеству многим ресторанам, стоил один доллар. Я с изумлением переспросил и, расплатившись, решил как можно чаще столоваться в павильончике этого доброго трудяги.

Поблагодарив своего кормильца, я отошел к гранитному парапету, прислонил к нему велосипед и прислонился к теплому камню перевести дух. Справа от меня какой-то подонского вида парень и его жгучебрюнетная подружка накачивались пивом из двух больших бутылок и явно были прилично навеселе.