На Алтае. Записки городского головы

Кстати, говоря о крепости сибирских лошадей, не могу не упомянуть о довольно замечательном факте. Не так давно в Сузунском заводе служил надзирателем команды кондуктор  И. В. Максимов, а у него был знаменитый конь, на котором он не более как в 10–11 часов выскакивал верхом около 150 верст и делал такие поездки чрезвычайно курьезно. Надо заметить, что этот Максимов был человек хотя и небольшого роста, но плотно сшит, а характера такого, что «нраву моему не препятствуй». Вот вздумается ему «сбегать» на вечорку в Павловский завод, отстоящий от Сузунского, считая по тракту, на 75 верст, и он, отпросившись у управляющего, или «тихонько» тотчас после вечерней раскомандировки команды, то есть около пяти часов вечера, оседлает своего сивку и летит к Оби; там раздевается, привязывает платье к узде на верхней части головы лошади, берет ее за гриву (или хвост?) и бросается с нею в воду. Переплыв на другую сторону реки (Оби!!), он летит далее и вечером, в самый разгар вечорки, является дорогим гостем, как любитель и мастер разных плясок. Затем, вдоволь натанцевавшись, Максимов закусывал и тем же порядком являлся, как огурчик, в Сузунский завод к утренней раскомандировке, то есть к четырем часам, на службу.

Такие прогулки он делал не один раз, и все окрестные жители, не говоря о сузунцах, коротко знали не только Максимова, но и его знаменитого сивку. Согласитесь, что подобная проделка курьезно характеризует и эксцентричного хозяина и его могучую лошадь!..

Точно также нельзя не сказать и об обыкновенной езде сибиряков в экипажах, а тем более зимой. Пролететь на повозке или кошевке 20 верст в час не составляет редкости. В прежнее время такой ездой отличался на Алтае Змеевский тракт, то есть от Барнаула до Змеиногорска, а в особенности в обязательное время, и не только потому, что так скоро возили по обязанности, нет, а потому, что зажиточные ямщики имели, «из любви к искусству», таких лошадей. Это расстояние в 268 верст бывший управляющий Змеиногорским краем П. А. Карпинский, случалось, «выбегал» в 14 часов.

В проезд через Алтайский округ Его Высочества Великого князя Владимира Александровича в 1868 году, конечно, заранее заготовлялись лошади по всему и Змеевскому тракту. Вот в это самое подготовление ехал по этому пути служивший в крае горный инженер П. П. Иванов, которого хорошо знали все ямщики. Приезжает он на станцию Мысы; его встретил старик Яковлев, который попросил позволения запречь в его тарантас готовящуюся четверку под Великого князя.

— А что, разве она беспокойна? — спросил Иванов.

— Да то-то и есть, Ваше высокородие, что маленько того!.. Вот и надо бы промять хорошенько. Вишь и боюсь, вот и берет сумление, ну, а как ты, барин, проедешь, так и скажешь — годна ли будет.

— Ладно, старик! Давай, запрягай!

Иванову запрягли четверку великолепных серых сибирских лошадок, и на козлы уселись два кучера — сам старик и его сын. Лишь только отворили ворота, как вся четверня так подхватила с места и, вылетев на дорогу, так оттрепала станцию слишком в 30 верст, что и не трусливому Иванову небо показалось с овчинку.

— Ну, что, барин, как? Ладны ли будут? — спросил старик.

— Ну, нет, дедушка! Таких, брат, дикарей надо мять да мять, а то Боже тебя упаси! Сам понимаешь, что тут требуется. Нет, дедушка, нет! Хороши кони, нечего и говорить, да надо выездить, вымять.

— Да они, Ваше высокородие, и езжены, ну да вишь, уж больно того! Яры, чтоб их трафило!.. Эка ты, едят те мухи! А я все думал, что угожу этими. Ну да ничего, есть у меня и другие, те помягче будут.

И старик, чуть не плача, проводил ускакавшего Иванова.

Если я начал говорить о такой дикой езде, то позволю себе рассказать еще и такой случай. В 1870 году, на масленице, был я в Иркутске. Конечно, понадобился мне извозчик, и я попросил из гостиницы полового кликнуть получше возницу.

— А вот, барин, я приведу вам Афоньку, он лучший здешний извозчик, у него все три коня — первостатейные рысаки, а сегодня он на бурке — лихо прокатит!..

— Да мне, братец, не кататься ведь надо, а поездить по своим. Да твой Афонька, наверно, и берет дорого?

— Нет, теперь по масленице рубля три — больше не возьмет. А он всех горных знает.

Я согласился, и к подъезду явился Афонька. Почти до вечера ездил я с ним по всему городу из одного дома в другой. Но вот с обеда почти все иркутяне выехали кататься и бесконечной вереницей, друг за другом, тихонько поехали по главным улицам города.

— Барин! Позвольте вас прокатить, у меня здесь первый рысак, — сказал Афонька.

— Хорошо, только куда мы поедем? Видишь, сколько народу катается.

— А мы, барин, на задние улицы, там теперь пусто.

— Ну, валяй! Потешь, коль охота пришла.