На Алтае. Записки городского головы

И вот Афанасий, тихонько выбравшись на какую-то пустую заднюю улицу, пустил во всю рысь. Первый конец мы сделали отлично, нам никто не попался, конь шел великолепно и страшно пылко. Но вот мы заворотили обратно и запустили снова. На этот раз, проезжая одну поперечную улицу, к нам, как на грех, тихо выехал какой-то офицер на плохоньком извозчике. Увидя такую беду, я ужасно испугался, ткнул в спину Афанасия и сказал энергично.

— Смотри! Смотри!..

Но надо заметить, что извозчик и офицер, не видя нас, как нарочно оба в это время отвернулись и смотрели куда-то вбок.

Афанасий успел только неистово «зареветь» — держи, держи!! И в одно мгновение налетел на проезжающего, но, вероятно, угодил как раз между седоком и кучером, который, как сейчас вижу, заметя беду, призадержал лошадь и, машинально захватив голову руками, нагнулся на передок. В этот самый миг я увидел с боку, как прыгнул бурка, затем послышался сильный треск, нас ужасно тряхнуло, но мы оба усидели в санях — и тем же махом полетели дальше. У меня просто захватило сердце от испуга за проезжающего. Я невольно оглянулся назад и увидел только, что и конь, и офицер, и извозчик сначала лежали на дороге, потом последние быстро вскочили и стали вертеться около лежащих на боку и, вероятно, разломанных саней.

— Что ты наделал, Афанасий?

— Ничего, барин! Только молчите ради Христа! Ведь не нарочно… а они меня не видали…

— Да тебя, брат, все собаки тут знают, а не только извозчик.

— Нет, барин, это, кажется, не извозчик, а чей-то свойский — вахлачок, и я сметил, что он не узнал меня, а вы — человек приезжий.

И Афанасий, быстро повернув в другую улицу, затем еще в какие-то переулки и, наконец, почти совсем осадив коня, тихо въехал в ряды катающихся… Тем дело и кончилось, а я на этот раз, сознавая Афанасия правым, покривил душой и, промолчав, не выдал его ни одним словом между знакомыми.

Глава 13

Жизненные достатки. Толчение пшеницы. Сравнение в довольстве. Воронко. Преклонный возраст жителей. Землетрясения. Старуха. Холера. Эпидемия. Эпизоотия. Курьез. Переправа через Обь. Лебеди.

Выше я упомянул, что на Алтае народ живет плоше, чем в Забайкалье. И действительно, здесь в массе населения нет того достатка, как там, начиная уже с того, что крестьяне не имеют такого количества скота и несравненно меньше едят мяса, а если и употребляют его, то преимущественно вяленое. Такой «обиход» можно видеть в каждой порядочной деревне, стоит только взглянуть под фронтоны крыш, куда обыкновенно вешается нарезанное продольными кусочками мясо и прикрывается от пакостливых птиц старыми сетями. На Алтае, кроме юго-восточной его части, нет диких коз, которых в таком большом количестве поедают в Забайкалье, а в массе народа нет и десятой части не только зверовщиков или промышленников, но и ружейников. Значит, тут дичина несравненно реже попадает на зубы.

Кроме того, алтайская беднота не знает употребления «карымского» (кирпичного) чая в том приготовлении, в каком пьют его забайкальцы, которым этот чай, приправленный молоком, маслом, сметаной или «затураном» (поджаренная на масле мука) с солью, вполне заменяет похлебку. На Алтае хоть и пьют кирпичный чай, но пьют из самоваров, как чай, а это совсем не то и не имеет той питательности.

Что касается овощей, то они одинаковы, но кулинарное искусство в Забайкалье богаче; там и всевозможные ватрушки, шаньги, гречушники, пряженики, ярушники, мучники, яшники, наливашники, булки, сайки, калачи и другие печенья, которых я уж и назвать не умею, на что у алтайских стряпух нет уменья и наполовину. Почти то же можно сказать и о похлебках. И все это, мне кажется, потому, что там — масса пришлого люда, от которого и перешли в народ разные способы приготовления пищи из одних и тех же продуктов.

Пшеничная забайкальская булка мягка, пышна, душиста и не сравнится ни с какой крупчатной, потому что там пшеницу почти в каждом доме моют и толкут в особых деревянных ступах по несколько раз, а затем уже сушат и мелют. На Алтае этого почти нет или очень мало, несмотря на то, что в южной его части весь народ употребляет преимущественно пшеничный хлеб, а в Забайкалье — ярицу, но просевая на сито.

Толчение и мытье пшеницы производится обыкновенно летом «помочами», с песнями и разными играми по окончании. Во время самого мытья, если это происходит у речки, идет обязательное купанье всех, кто придет «подурить» с прекрасным полом. Так что и работе, и веселью задумываться тут некогда. И кажется, попадись сюда хоть какой молодец, а девки осилят и все-таки выкупают!.. Конечно, достается и им, но с такой «помочи» почти никто сухой не уходит. Зато и булочки потом выходят на славу — чем больше ешь, тем больше хочется!.. Словно от них пахнет тем задорным весельем, какое было при толчении пшенички.