На Алтае. Записки городского головы

Утром мы отправились уже с этим крестьянином и, провозившись целый день, кое-как убили двух больших гусей — одного с подъезда из винтовки, а другого на перелете. Дело в том, что гуси были тут только утром и вечером, а днем они улетали куда-то на поля кормиться. Появляясь же у речки и около озер, они, по обыкновению, были настолько зорки, хитры и осторожны, что только всякими уловками мы смогли убить двух.

Тут гусей различают две породы: одни простые, полевые гуси, а другие, так называемые черневые. Они больше ростом, чернее оперением и сильно осторожны, так что убить их очень трудно.

Все-таки довольные охотой, мы весело возвратились в деревню, закусили, договорились с «чичероне» относительно завтрашней охоты и улеглись спать, но было еще рано, и мы с дедушкой стали вспоминать прошлое.

— А знаете ли, Савелий Максимович, какую вещь встретил я однажды на охоте в Забайкалье? Вещь крайне интересную и, пожалуй, более чем странную. Жил я тогда в Алгачинском серебряном руднике. Как-то осенью, после обеда, пришел ко мне брат моей жены и говорит.

— Ну что вы киснете? Берите лучше ружье, да пойдемте прогуляться, может, где-нибудь и толуя выгоним.

А надо вам сказать, что в Нерчинском крае есть особая порода зайцев, которые несколько поменьше беляков, гораздо их резвее и всегда желтовато-серого цвета. Живут они преимущественно в степных местах, около безлесных гор.

Долго не думая, я приоделся, взял ружье, и мы отправились за селение. Вскоре мы действительно наткнулись в кустах на толуя, и я его только подстрелил, так что он все-таки убежал и куда-то тут же запрятался. Мы стали его искать и пришли к небольшой речушке, которая уже давно замерзла и под одним ее берегом образовалась под торфом большая щель или «отдувина», как говорят сибиряки.

— Ну-ка, Прокопий Иванович, погляди, пожалуйста, в эту щель, не забился ли он, шельмец, туда?

Он, знаете, нагнулся, даже встал на колени, да и говорит: «Нет, тут его нету», — а сам в это время тянется туда рукой и что-то достает. «Ты что там нашел?» — спрашиваю я. — «Да не знаю, что такое, а только что-то мудреное». — Смотрю, он бережно тянет какую-то цепочку, которая, цепляясь за неровности, того и гляди оборвется. «Ну-ка, мол, Проня, покажи, что это за мудреная штука?»

Оказалось, что эта цепочка состояла из девяти штук ласточек, которые, сцепившись коготками на ножках одна с другой, лежали в самом углу земляной отдувины, под дерном.

— Вот так история! — воскликнул заинтересовавшийся дедушка.

— История, батенька, действительно мудреная. Понятно, конечно, что эта щель образовалась ранее, и ласточки, забравшись в это помещение, уже тут составили цепочку, но для чего? Для какой цели? То ли по естественному закону природы их бытия, то ли случайно, чуя приближающуюся зиму, потеряв своих собратий, чтоб улететь в теплый край за сине море? Вот тут и объясните!..

— Ну и что же вы сделали?

— А сделали, кажется, величайшую глупость. Долго мы вертели и смотрели эту замерзшую цепочку с разных сторон и начали пробовать разгибать сначала коготки, но и они, и самые ножки были так хрупки, что ломались, как мерзлые прутики. Ну, а дальше мы пробовали отгибать и шейки птичек, но и они почти свободно ломались, несмотря на то, что мы старались их отогреть в руках и своим дыханием, а одну птичку брат держал за пазухой… Кончилось тем, что мы переломали всех, и нам, дурням, не пришло тогда в голову унести хоть две-три штуки домой, не ломая цепочки, и попробовать отогревать их понемногу, постепенно повышая температуру. Кто знает, может быть, что-нибудь и вышло бы интересное из такого опыта?.. Ведь подвергаются же даже млекопитающиеся животные, как например, сурки, такому полузастывшему состоянию, так что у них почти останавливается кровообращение и становится едва уловимым дыхание?.. Это та же летаргика или, как еще лучше называют, «дремлющая жизнь».

— Конечно, вам следовало бы попробовать отогревать потихоньку, — сказал еще более заинтересовавшийся Козлов.

— Знаете, Савелий Максимыч, какую интересную штуку довелось мне прочитать недавно в одной газете? В Парижскую академию наук представлено было, не помню, каким-то ученым-натуралистом сообщение, что он, заметя именно такое же явление над ласточками и пробуя отогревать их тем подходящим теплом, которое постепенно является с наступлением весны, добился того, что ласточки ожили. И, кажется, такая же штука была наблюдаема и проверена кем-то из академиков, но вот, жаль, что у меня дурная память на фамилии, особенно иностранные, и я забыл этих ученых наблюдателей, а выписку где-то затерял в бумагах. Уже одно то, что ласточки в моем случае сцепились коготками и составили цепочку, не есть случайность, а доказывает какую-то цель природы в их жизни — иначе и быть не может! Тут что-то кроется…

— Ну, вот видите, Александр Александрович, какая это интересная вещь, а вы и не догадались.