На Алтае. Записки городского головы

На охоте мы всегда старались попасть на дупелиные токовища, около которых птица водилась постоянно, особенно весною. В это время тут не только можно, но даже лучше охотиться без собаки, потому что дупеля вылетают и без нее, а она нужна только для скорейшего отыскания дичи. Там, где дупелей много, собака нередко мешает, и вот почему Козлов, при таком условии, всегда брал своего знаменитого Мильтона на сворку. Случалось попадать нам и на такие места, где дупеля вылетали по два, по три и более за раз. Тут не следовало только горячиться, и тогда удачные дуплеты были один за другим. Конечно, бывало и наоборот, и промах за промахом как-то особенно громко оглашал окрестность. Но это зверю не рана, зарядов мы не считали и, немного отдохнув, «прохолонувшись» как говорят сибиряки, наверстывали потерянное время уже удачными выстрелами; нам случалось нередко убивать в день штук по сорока и более дупелей. Но Козлов говорил, что в старые годы бивал он и побольше сотни, так что не доставало припасу и охота кончалась. Вот почему барнаульские охотники и теперь всегда берут с собой избыток патронов, особенно те, которые «не считают зарядов».

Теперь будет понятно, почему в проезд Великого князя Владимира Александровича барнаульцы хотели угостить Его Высочество дупелиной охотой. И всю весну ограждали караулом то место, где предполагалось устроить охоту. Это неподалеку от Барнаула, на обских лугах, под Турьей горой. К великому сожалению барнаульцев, Великий князь чувствовал себя не совсем хорошо и на охоту не поехал, а тут-то и было приготовлено настоящее дупелиное Эльдорадо!.. Вот им-то и заведовал Савелий Максимович, который почти ежедневно ездил на Турью гору, наблюдал, все ли в исправности и неприкосновенности.

Известный Аткинсон, бывший на Алтае в 1848 году, говорит, что он, был на дупелиной охоте в окрестностях Барнаула, в течение трех с половиною часов с тремя товарищами убили 153 дупеля, и это было еще тогда, когда не существовало казнозарядных ружей.

Однажды, охотясь по речке Чесноковке, вблизи Барнаула, за Обью, и устроившись отдохнуть, закусить и напиться чаю, Савелий Максимович мне рассказал.

— А вот тут, на этом самом месте, раз я закусывал с покойным К. П. Платоновым. Сидели мы этак же и пили чай. Он, знаете, откусил, да и держит в руке булочку; вдруг, откуль ни возьмись, большая зеленая ящерка подбежала к нему, да и тянется к булочке, не боится того, что мы тут, живые люди, шевелимся и разговариваем, да еще две собаки лежат тут же, около нас!.. Я увидал ее, да и говорю: «Смотрите, смотрите, Константин Павлович, ящерка-то вас погубит!» Он увидал ее, соскочил с места, закричал, затопал ногами. Ну, конечно, ящерка ту же секунду убежала, а его напугала… Удивительное дело, что и собаки ее не тронули, а только замерли, да глядят, что она делает.

— Так ведь она не вредная, это не змея.

— Знаю, а все же как-то неприятно их видеть. А вот змей я боюсь до смерти, а почему? Потому что раз она, проклятая, бросилась на меня, да и гналась, как я побежал.

— Как гналась?

— Да так — гналась!.. Я, изволите видеть, был еще молодой, ходил за утками, да и пришел в кустах к большой валежине, хотел закусить; приставил ружье и вытащил уже мешочек с закуской, положил его на валежину, стал развязывать. Вдруг слышу, кто-то зашипел неподалеку от меня; я обернулся, гляжу — большущая змея лежит у самых моих ног; я взял, да и пнул ее ногой, думаю, уползет, испугается; а она, проклятая, свернулась кольцом, да и фыркнула прямо на меня!.. Я, знаете, увернулся, она, промахнувшись, снова свертывается калачиком; я испугался, схватил только ружьишко, да и нут-ко бежать, а она за мной, да на скачки!.. Знаете, так машет, что я только успею нагнуться, а она, гнусина, так через голову и махнет. Едва-едва убежал от нее, так напугался, что бросил и закуску. И вот с тех пор боюсь их ужасно! Это вредная тварина! Если где теперь и увижу врасплох — так скорее ее пристрелю. Нынче мне уж не убежать, тяжи-то ослабли.

— Вот вы, Савелий Максимович, сейчас упомянули об утках, а ведь у вас здесь, на Алтае, многих нет тех пород, какие встречаются в Восточной Сибири, особенно из мелких уток, чирков. А посмотрите-ка, там какое разнообразие, тем более весною, в пролет… Тут и «трескунчики», тут и «свистунчики», а то есть еще так называемые «клоктуны»: все клокчут, как сидят где-нибудь, так что сами про себя скажут, что они тут. Ну, а здесь их нет совсем. Там еще попадаются с длинными волосками по спине и на голове; а то есть еще большие белые утки, с казарку величиной, их в Нерчинском крае зовут «ангашуями».

— Нет, здесь таких нету совсем; а вот за речкой Кулундой, на соляных озерах, встречаются большие красные утки, их «атайками» называют, а белых нет вовсе.

— В Нерчинске красные утки тоже есть, только те другой породы — «турпаны». Они и живут больше около полей, а гнезда вьют часто в горах, в расселинах, в утесах.

— А вам случалось когда-нибудь видеть на деревьях бекасов? — спросил меня дедушка.