Но приказ есть приказ. Ничего не поделаешь. Пусть только не воображает Поддубный, что Гришин хоть чем-нибудь поможет ему!
Семен Петрович знал, что Поддубному придется туго, и, находясь в отпуске, частенько звонил в полк по телефону.
— Ты, Иван Васильевич?
— Я, Семен Петрович.
— Не засыпало тебя песками? А деревья? Не посохли еще деревья?
— Зеленеют, Семен Петрович.
— Гляди, чтоб зеленели! Приеду и, ежели увижу, что деревья высохли, выломаю дубок и дубком тебя, дубком, невзирая на то, что полком командуешь.
— У дубинки две половинки, — отшучивался Поддубный.
Семен Петрович возмущался:
— Ты смеешь угрожать мне? Ты, может, меня уже и командиром не признаешь?
— Признаю, Семен Петрович.
— А вообще-то, как у тебя там дела? Чепе нет? Гришин не бунтует?
— Все в порядке, отдыхайте спокойно.
Так они поговорят и пожелают друг другу всего наилучшего.
Как-то полковник позвонил ночью, и Иван Васильевич сразу догадался, о чем пойдет речь. Состоялся межполковой воздушный бой, по поводу которого в Кизыл-Калу прилетал Герой Советского Союза подполковник Удальцов.
Бой выиграли удальцовцы. Такой приговор вынесли посредники — офицеры штаба дивизии. Семен Петрович, узнав об этом, рассердился не на шутку.
— Не спишь, битый?! — закричал он в трубку, даже не поздоровавшись.
— За одного битого двух небитых дают.
— Бабушке своей расскажи!
— Не слишком ли строго, Семен Петрович?
В трубке послышалось чмоканье — полковник зло тянул свою потухшую трубку.
— Возьмите спички, Семен Петрович. Они у вас в левом кармане.
— Ты меня не учи, битый! Сам знаю, где у меня что лежит. Разбили тебя как шведа под Полтавой, а ты еще нос дерешь, шутить изволишь. А я, старый чудак, восхвалял тебя! Полк тебе передал. А оказывается, Удальцов обвел тебя вокруг пальца, перехитрил!
Подполковник действительно перехитрил. Рано утром он организовал радиоразведку, и как только радисты донесли, что на аэродроме Кизыл-Кала подозрительная возня, туда немедленно устремилась пара истребителей-охотников. Кизыл-калынские локаторщики, как говорится, прошляпили истребителей, и те как гром среди ясного неба ударили по аэродрому. Майор Дроздов и старший лейтенант Телюков не успели взлететь, как посредник передал, что оба истребителя «уничтожены» на старте, то есть на земле.
Телюков, услышав это, сорвал с себя шлемофон, выскочил из кабины как ошпаренный.
— Как уничтожены?! — закричал он. — Неправильно! У нас и условия не было, чтобы блокировать аэродром. Пусть попробуют уничтожить в воздухе! Не родился еще на свет тот летчик, который уничтожил бы меня! Воевать — так воевать честно, а не так, как удальцовцы, — из-за угла, исподтишка…
— Чего вы разбушевались? — пытался унять напарника майор Дроздов. — Кто виноват, что мы не научились строго придерживаться радиодисциплины? Подняли в эфире какофонию, вот «противник» и проучил нас. Времена рыцарства миновали. Сегодняшний противник на выйдет и не скажет: «А ну, такой-сякой, мистер-твистер, вынимай рапиру и защищайся». Он нападает внезапно, именно так, как напал Удальцов.
Майор Дроздов должен был возглавить группу, но, поскольку его «уничтожили» еще на земле, кизыл-калынцы на некоторое время остались без руководителя. Вместе с этим они «потеряли» двух наилучших бойцов. А удальцовцы, захватив инициативу в свои руки, так и не выпустили ее до конца. Все это вместе взятое и решило судьбу «боя».
— Эх ты, голова! — сокрушался обиженный Семен Петрович.
Поддубный не сердился. Поражение в воздушном «бою» не только не огорчило его, а, наоборот, окрылило. Иметь такого соседа, как Удальцов, — очень хорошо! Будет с кем соревноваться и будет чему поучиться. Сегодня Удальцов победил, а завтра торжествовать победу будут кизыл-калынцы.
Поддубный слушал Семена Петровича, а думал о своем…
…На окраине аэродрома Кизыл-Кала стояли в разодранных бурею чехлах девять Ту-2. Не случайно попали эти устаревшие винтомоторные бомбардировщики в пустыню. Предполагалось в последний раз использовать их в качестве воздушных мишеней.
Игра стоила свеч. Расстреливая в воздухе настоящие бомбардировщики, летчики-истребители могли научиться стрелять по реальным целям и воочию убедиться в величайшей разрушительной силе самолетных пушек, что содействовало бы воспитанию воздушных воинов в духе наступательного порыва. Опасности же никакой. Стреляй в пустыне на все четыре стороны — никого не заденешь.
Упадет сбитый бомбардировщик, взорвется — и разве что табун антилоп или шакалов напугает…
Но то ли летчика не находилось, который бы согласился «вывозить» бомбардировщики, пускать их на автопилотах, а потом прыгать с парашютом, то ли была какая-то иная причина, только Ту-2 долгое время стояли без пользы, доживая свой век в пустыне.