На Дальнем Западе

— Неужели ты потеряла всю свою смышленость? Подумай хорошенько! Во-первых, какую пользу делу твоей матери ты могла бы принести, если бы отправилась со мной к арапахам? Ты только задержишь меня в пути. Мало того, если я исчезну, оставив тебя здесь, это не возбудит подозрения бледнолицых. Они будут думать, что мне предоставилась возможность просто пойти своей дорогой, спасая собственную жизнь и не заботясь об их участи.

Если же я возьму тебя с собою, они встревожатся. Это может помешать нашим планам.

Мало этого, подумай хорошенько: ведь если арапахи еще не стерли гациенду с лица земли, если им придется нападать на белых, то как важно, чтобы среди белых находился тайный союзник!

Когда будут грохотать выстрелы, когда среди защитников гациенды начнется смятение, никто не будет, понятно, обращать внимание на тебя. Разве будет трудно проникнуть тогда к каким-нибудь дверям, открыть ворота, впустить ночью твоих братьев внутрь гациенды? Или поджечь вигвам белых?

Глаза Миннегаги сильнее заблестели, на алых устах появилась радостная, полная жестокости улыбка.

— Да, да, отец! — закивала она головою. — Я понимаю! Но моя мать?..

— Что такое хочешь ты сказать? Твоя мать не замедлит пожаловать сюда. Но, должно быть, только тогда, когда все будет кончено арапахами и Ялле останется только утолить жажду мести и ненасытную злобу, издеваясь над детьми полковника Деванделля. Этого удовольствия она, конечно, никому не уступит. Она собственной рукой снимет скальпы с голов детей Деванделля и выпьет по каплям всю их кровь, как она сняла уже, без сомнения, скальп с самого полковника… Она ведь истинная дочь племени сиу. Она — Ялла! Этим все сказано!

— Моя мать должна была бы предоставить этих белых щенков в мое полное распоряжение! — промолвила Миннегага.

— Зачем бы они тебе понадобились? — удивленно спросил Красное Облако.

— Разве я не сумела бы подвергнуть их таким мукам, что они тряслись бы всем телом? Разве я не смогла бы вот этими самыми руками снять с их голов скальпы? — страстно произнесла дочь Яллы.

Индеец вздрогнул и поглядел на Миннегагу почти с ужасом и отвращением:

— Ты не девочка! Ты — детеныш самки ягуара!

Наступило молчание, которое прерывалось только глубокими вздохами какой-нибудь из лошадей да сонным бормотанием Гарри, должно быть, и во сне все еще негодовавшего на то, что ему пришлось утолять голод жестким мясом озерной вороны.

Потом Красное Облако беззвучно приподнялся.

— Ну, пора! Часы бегут, до становища арапахов не близко. А мне надо добраться во что бы то ни стало поскорее к Левой Руке.

— Выдержит ли твой конь этот путь, отец?

— Буду гнать, покуда он будет держаться на ногах. Падет — пойду пешком!

— А если проснутся белые, покуда ты будешь седлать своего коня, и обнаружат, что ты собираешься покинуть лагерь?

— Это пустое! Разве мне не приходилось уводить лошадей у дремавшей в двух шагах стражи? Иди, ложись на свое место, не шевелись, и ты увидишь, как я исчезну, не разбудив бледнолицых.

Миннегага беззвучно скользнула к тому месту, где еще лежал ее плащ. Но почти дойдя до своего ложа, она вернулась к неподвижно стоявшему Красному Облаку.

Тот молча погладил ее по щеке и произнес:

— Все-таки ты ведь мое родное дитя! Прощай! Иди же!

Но она не уходила.

Индеец с тихой лаской повернул ее за плечи и слегка толкнул со словами:

— Иди же, иди, дитя! Пора кончать!

— Если ты, отец, раньше меня встретишь мою мать, — прошептала девочка, — то передай ей мой привет. Скажи, что я делала все по твоим указаниям, желая помочь Ялле в достижении ее целей. Ты скажешь так, отец?

И опять она скользнула в сторону и скрылась во мгле. Индеец, увидев, что его дочь уже исчезла, снял с плеча свой карабин, проверил, исправно ли работает курок, попробовал, свободно ли идет нож из чехла, и затем медленно приблизился к месту, где сладко спали белые.

— Какой случай! — прошептал он. — Они спят мертвым сном. Три удара ножом в сердце, и они ушли бы в страну теней, а у меня было бы три скальпа врагов моего племени. Но нет, нельзя, нельзя! Это могло бы повредить планам Яллы!

Постояв немного, он довольно сильно топнул ногой. Это было, конечно, только особого рода уловкой, средством убедиться, спят ли бледнолицые и насколько крепок их сон.

Ровный и дружный храп спящих показал индейцу, что его маневр не прервал сна трапперов. Однако Красное Облако еще два раза повторил тот же прием и только тогда, ползком отодвинувшись на некоторое расстояние от спящих, подозвал тихим свистом своего коня. Лошадь была расседлана. На ней не было даже попоны, но это не остановило индейца. Одним прыжком Красное Облако очутился на спине коня и погнал его во мглу ночи.