На Диком Западе. Том 3

Он опустился на колени и смотрел на нее умоляющими глазами.

— Осчастливьте меня, Мэри! Я не могу жить без вас! Если вы скажете «да», я буду ждать годы, но я хочу, чтобы вы обещали. Скажите: выйдете вы за меня?

Мэри долго и пристально смотрела на него и наконец сказала:

— Хорошо, я принимаю ваше предложение.

Он вскочил на ноги.

— Нет, не теперь, не так скоро… Я еще слишком молода. Я знаю, что и отец ни за что не согласится. Но через год или два, может быть, после того, как вы зарекомендуете себя и я буду уверена в этом. Довольны вы таким решением?

Он пробовал было возражать, но в нежном и мягком голосе Мэри была непоколебимая твердость, и Джесон вынужден был уступить.

— Вы знаете, — говорил он, — куда я направлюсь сейчас, попрощавшись с вами? Я пойду к Дюранту.

— Мистер Дюрант из новой Тихоокеанской железнодорожной компании? — спросила Мэри, часто слышавшая эту фамилию от отца. Это был крупный капиталист и главная двигательная пружина нового железнодорожного проекта.

— Он самый. Я его прекрасно знаю. Он и мой отец были большие друзья. Я буду просить его дать мне место.

При прощании Мэри позволила Питеру поцеловать ее, но этот поцелуй не затронул ее сердечных струн.

«Но я все-таки люблю его, лучше его я еще никого не встречала», — говорила она себе. Ложась в постель, она много думала о том, что произошло в этот вечер.

Глава IX

Решение президента

Через три дня Мэри получила от отца из Вашингтона письмо. Он писал: «Президент желает видеть меня утром 1 июля. Законопроект о Тихоокеанской дороге прошел через конгресс и теперь лежит на письменном столе президента. Я думаю, что он хочет говорить со мной о нем. Проект вызвал большую оппозицию со стороны некоторой части депутатов; они полагают, что правительство должно все свое внимание сосредоточить на войне. Но я знаю, что думает Линкольн.

Время очень тяжелое и неопределенное. Президент сильно изменился, постарел, сделался угрюмым и подавлен заботами. Общественное доверие падает. Страна склонна к компромиссам, чувствуются симпатии к южанам. Даже правительственные департаменты представляют собою настоящий улей нелояльности. Но удивительно, что наш старый друг под этой тяжестью по-прежнему терпелив, бодр и решителен. Он страдает при каждом известии о неудаче на поле сражения и принимает к сердцу страдания каждой матери и жены. Появились клеветники, которые смеются над ним, называют его легкомысленным пустомелей, рассказывающим сказки в такое время, когда кровь народа льется ручьями. Здесь, в Вашингтоне, не понимают его. Они не знают его так, как знаем мы.

У меня нет времени писать подробно, но я знаю, как вы очень интересуетесь положением вещей. Я думаю, что ты приедешь ко мне в последних числах июня и мы сможем 1 июля вместе отправиться на свидание с президентом. Он часто спрашивает меня о маленькой Мариам. Я хочу посмотреть на него, когда он увидит перед собой не девочку, а молодую леди!»

Она читала письмо Джесону, волнуясь при описании одинокого человека в Белом Доме. Блестящие глаза Джесона выдавали большой интерес к содержанию письма.

— Мистер Марш, кажется, уверен, что президент подпишет законопроект. В таком случае работа должна начаться безотлагательно. Им понадобятся инженеры. Я был бы рад и счел бы за честь, если бы вы позволили мне сопровождать вас в Вашингтон к вашему отцу. Я не застал Дюранта, но я могу его увидеть там и, может быть, сумею заинтересовать и вашего отца. Он, кажется, в очень близких отношениях с президентом?

— Я очень хотела бы, Питер, чтобы вы поехали со мной, — сказала Мэри. — Я скажу отцу, что вы очень заинтересованы в дороге и хотели бы принять участие в ее постройке. Он, вероятно, предложит вам пойти вместе с нами в Белый Дом. Будет замечательно, если мы сможем увидать президента и поговорить с ним.

— Быть с вами, дорогая, для меня истинное счастье, — горячо сказал Джесон, — правда, я не уверен, что встреча с оригинальным человеком, которого случай привел в Белый Дом, приведет меня в волнение. Многие из моих друзей имели случай разговаривать с ним и вынесли весьма неприятное впечатление: он далеко не джентльмен. Мне говорили, что он довольно груб и у него вульгарные манеры.

Краска залила лицо Мэри. Она сильно рассердилась и, будучи вспыльчивой и прямолинейной, задала надменному аристократу основательную головомойку, которую он впоследствии никогда не забывал. Она знала мнение восточных аристократов о президенте. Они не могли понимать его, как понимал ее отец. Мало-помалу она овладела собой и спокойно сказала: