На Диком Западе. Том 3

Марш сожалел, что работа не дает ему возможности посвящать больше времени дочери, красота которой расцветала с каждым днем, что было заметно даже привычному отцовскому глазу. В семнадцать лет Мэри была так хороша, что нельзя было не заглядеться на нее.

Мэри обладала характером, который иногда вспыхивал как молния. Особенно часто это случалось, когда надменные и гордые девушки в школе позволяли себе подсмеиваться над ней, как над выскочкой из диких лесов. В таких случаях она отвечала такими остроумными ударами, что причиняла боль своим мучителям. Своей смелостью, независимостью, готовностью всегда самостоятельно выполнить ту или иную задачу она вскоре доказала, что она вовсе не пустая болтушка, и тогда окружающая ее школьная атмосфера изменилась: враждебность и надменность уступили место теплым дружеским чувствам.

Неудивительно, что молодые люди вились около нее как рой пчел, и среди них были дети фамилий столь же старых, как остров Манхэттэн[34]. На серебряном подносе в приемной красивого трехэтажного дома на Одиннадцатой авеню, выходящего окнами на чистенькие лужайки, можно было видеть визитные карточки потомков Стивезантов, Ван Ренсэллеров, Бикменов, Ван Кортлендов.

Здесь появлялась также карточка некоего Питера Джесона, фамилия которого играла когда-то видную роль в истории Старого Нью-Йорка. Молодого Джесона познакомила с Мэри ее лучшая подруга Сюзанна Делансей.

— Очаровательная, но дикая, — говорила Сюзанна Джесону. — Попробуйте-ка ее приручить!

После первой же встречи с Мэри Джесон сделался ее страстным и постоянным поклонником. Где бы она ни показалась, Джесон оказывался там. Со временем совершенно оттеснил от нее своих соперников.

Прошел год, и Мэри с тревогой поняла, что Джесон всерьез ею заинтересовался. Он ей нравился и временами даже очаровывал ее. Он был очень воспитан, деликатен и ловок, умел оказывать красивым девушкам тысячу маленьких услуг. Мало-помалу Мэри почувствовала себя в некоторой зависимости от него за оказываемые ей услуги, которые так нравятся девушкам.

Приближалось лето второго года войны. Марш часто выезжал в Вашингтон на совещания с президентом. Его голова всецело была занята проектом трансконтинентальной железной дороги. С этим проектом он познакомил и дочь.

— Законопроект о железной дороге уже внесен в конгресс. В июне он будет зачитан, — говорил Марш. — Я уверен, что он пройдет и президент подпишет его. Правда, многие не верят в это; они считают, что каждый доллар, каждая унция энергии должны быть сейчас использованы для войны, а строительство железной дороги должно быть отложено до ее окончания. Но этот вопрос решится через несколько дней. К этому времени я должен быть в Вашингтоне.

Мэри не скрыла от Джесона разговора с отцом о железной дороге. К ее удивлению он очень этим заинтересовался.

— Вы знаете, Мэри, — говорил он, — я ведь гражданский инженер, хотя, сознаюсь, очень мало использовал свою профессию. Я был очень ленив, но теперь, когда железная дорога начнет строиться — это был бы удивительно подходящий для меня случай поработать. Так как ваш отец очень заинтересован в этом деле, оно становится для меня все более и более привлекательным. А потом, если он возьмет работу на заводе, — это значит, что и вы поедете с ним?

— Ну, конечно, Питер, — сказала Мэри. — Я представить себе не могу жизни без отца! Он уверен, что дорога будет строиться и что она многих обогатит!

— В таком случае я вижу, что и мне нужно взяться за работу, — засмеялся Джесон, — ведь и я не могу обойтись без вас.

Во время этого разговора они сидели в гостиной дома Марша. Джесон встал, подошел к большому французскому окну и несколько минут смотрел на темные деревья. Затем он повернулся, медленно подошел к креслу, на котором сидела Мэри, и, наклонясь к ней, сказал:

— Мэри, я не хотел высказываться так скоро… Но я должен сделать это… Я люблю вас. Скажите: значу я что-нибудь для вас? Согласны вы выйти за меня замуж?

— Питер, — отвечала Мэри твердо, но с некоторой дрожью в голосе, — я не хочу хитрить, говоря, что ваше предложение меня удивляет. Я знаю: вы, кажется, любите меня.

— Кажется?

Но Мэри продолжала:

— Я не знаю, действительно ли это то чувство, которое принято называть любовью. Но вы мне нравитесь, Питер, мне всегда недостает вас, когда вас нет рядом.

— Мэри, — воскликнул он, — так вы любите меня? Он хотел привлечь ее к себе, но она отстранила его.

— Нет, нет еще, — мягко сказала она, — есть кое-что, касающееся вас, о чем я слышала… Это меня беспокоит. У вас, кажется, нет цели жизни. Вы игрок или что-то вроде этого, как говорят. Вы, кажется, много пьете. Я говорю с вами откровенно. Но я должна сказать. Я не синий чулок, Питер, но эти истории… Вы иногда кажетесь мне очень грубым.

— Мэри, у меня много врагов. Все это ложь с начала до конца. Я полагаю, что прошел то, что должен был пройти светский человек в моем положении; но если вы выйдете за меня замуж, я никогда не прикоснусь к картам. Я буду скромен весь и отдамся моей профессии. Я сделаюсь таким, что вы станете гордиться мною.