На Ельнинской земле

Наступила осень, и в Глотовской школе начался новый учебный год. Это дало мне повод еще раз вспомнить, как полтора года тому назад, после выпускных экзаменов, все мне советовали непременно учиться дальше. Как будто было даже кое-что предпринято, чтобы осуществить это «дальше». А потом все оборвалось, отодвинулось назад и постепенно забылось. Впрочем, забыли не все: некоторые помнили, и помнили хорошо. Но что они могли сделать? И что мог сделать я сам? Ровным счетом ничего. А тут еще война. Правда, она не имела прямого отношения к моим желаниям и планам, но косвенно усложняла их осуществление.

Словом, я оказался в положении того бедняка из сказки, которого судьба решила облагодетельствовать. Она пообещала ему такой подарок, который мог сделать счастливым любого человека. Но когда судьба уже несла этот подарок, то, заглядевшись на что-то, незаметно сошла с дороги и прошла мимо того бедняка. Так и остался он с тем, с чем был.

Моя судьба также прошла мимо меня, и обещанного «подарка» я не получил от нее. Это совсем не весело. Но еще более невесело мне стало, когда я заметил, что зрение мое, которое на известное время как бы стабилизировалось, снова стало хуже. По-видимому, опять произошло кровоизлияние в сетчатку глаза — я тогда хорошо уже знал этот медицинский язык. Надо было что-то предпринимать, и чем скорей, тем лучше. Я решил пойти к Михаилу Ивановичу Погодину: может, он что-либо посоветует.

Я не знал, застану Михаила Ивановича в Гнездилове или нет: живя в Ельне, по месту своей работы, в Гнездилово он приезжал не так уж часто. Но я все-таки шел в Гнездилово, хотя шел с большой неохотой, я не умел и не любил обращаться к людям с просьбами: так стеснялся, так робел, что мог оборвать свою просьбу на полуслове, не успев рассказать даже сути дела, а потом из меня и при помощи клещей невозможно было вытянуть ни слова. Надеялся я только на то, что Михаил Иванович, человек редкостно добрый и отзывчивый, поймет меня.

Всю дорогу я думал, что скажу Погодину и как скажу, какими словами.

Я обдумал и то, о чем надо сказать в первую очередь и о чем — позже.

Когда я всходил по ступенькам на знакомую мне веранду погодинского дома, где в летнее время Михаил Иванович обычно встречался с пришедшими к нему людьми, мой словесный рассказ о том, зачем я пришел, был окончательно готов. Я боялся лишь того, что слова, которые я отбирал с таким тщанием, вдруг вылетят у меня из головы как раз в тот момент, когда они более всего будут мне нужны.

Погодинскую веранду я знал потому, что однажды уже бывал на ней: я приходил в Гнездилово за компанию с Петей Шевченковым, который должен был вручить Михаилу Ивановичу какую-то бумагу из волостного правления.

Когда я взошел на веранду на этот раз, то там в ожидании Михаила Ивановича уже сидели три деревенские женщины, пришедшие «полечиться». Дело в том, что М. И. Погодин, окончив юридический факультет Московского университета, три года учился потом на медицинском. Этот последний Михаил Иванович не закончил, но он, конечно, многое понимал в медицине и в несложных случаях мог оказать помощь обращавшимся к нему больным. Если же сам он ничего не мог сделать, то давал направление в ельнинскую больницу.

2

Бабы, которых я застал на веранде, полушепотом сказали мне, что «он дома, но еще не выходил. Теперь уже, наверное, скоро выйдет».

Действительно, через несколько минут Погодин появился на веранде.

Он приветливо со всеми поздоровался и, заметив меня, сказал:

— Ты пока подожди. Сначала я займусь вот с ними, — и кивком головы он указал на баб. — А потом мы поговорим и с тобой.

С бабами он задержался недолго, хотя каждую расспросил, на что она жалуется, каждую выслушал. Потом ушел с веранды в дом и через несколько минут вернулся снова, неся в руках необходимые лекарства. Каждой из своих пациенток он дал то, что требовалось, каждой объяснил, как пользоваться лекарством. Бабы поблагодарили Михаила Ивановича и, низко поклонившись ему, ушли с веранды.

— Ну, теперь давай с тобой, — сказал Погодин, подходя ко мне. — Рассказывай, с чем пришел.

Я едва успел произнести несколько слов, как какой-то горячий комок подступил к горлу, и, вместо того чтобы продолжать разговор, я вдруг горько и неудержимо расплакался. Мне стало так обидно, что сдержать себя я никак уже не мог. Я был разобижен и своей болезнью, и тем, что не могу учиться, и тем, что вот пришел сюда и должен о чем-то просить… Погодин всячески пытался меня успокоить, но из этого ничего не выходило. Казалось, что чем внимательней ко мне Погодин, тем горше становилось мне, тем острее я чувствовал свои несчастья и тем сильнее плакал, уже не в силах сказать ни одного слова.

Провозившись со мной около получаса и видя, что я никак не могу успокоиться, Михаил Иванович предложил:

— Ну вот что: сегодня ты расстроен и ничего не можешь сказать мне толком. Поэтому иди сейчас домой. Но обязательно приходи ко мне в четверг к двенадцати часам дня. Я в четверг непременно буду в Гнездилове и непременно буду ждать тебя. Тогда ты мне все расскажешь. Хорошо?