Читаем На грани жизни и смерти полностью

— Ждать! — неопределенно, но решительно говорит Осипов и, заложив руки за спину, идет на носовую палубу. У носового люка достает из кармана трубку — недавний подарок старого школьного товарища, раскуривает ее.

— Объявите, свободным выйти на палубу курить! — стараясь казаться спокойным, говорит он командиру. — Где Додонов?

Додонов подходит. Осипов поднимает голову и пристально глядит на Мишку. Лицо мальчика в крови, голова во многих местах пробита мелкими осколками, отекшие ранки обезобразили детское лицо.

— Как, Миша, дела? — спрашивает Осипов, приблизив мальчика к себе.

Мишка прикладывает руку к шлему и, стараясь держаться молодцом, бравым тоном рапортует:

— Отлично, товарищ комдив!

По всему поведению Додонова понятно, что он очень гордится ранами, которые получил в бою. Осипов улыбается и, чуть тронув его за локоть, ласково говорит:

— Хорошо, Мишук, пойди в моторный отсек. Там санитар, он перевяжет раны, а о твоем подвиге поговорим, когда вернемся на базу.

Кажется, корабли и не собираются беспокоить Осипова. Но это не так. Противник совещается, пока не зная, по-видимому, что предпринять. Посапывая трубкой, Осипов каждую минуту смотрит на часы. Волнение нарастает. Он ждет помощи. Радиосвязи нет. Обнаружив это, Иванов должен выслать помощь. «Во всяком случае так сделал бы я», — думает Осипов.

— Мы никому не сообщили, что нуждаемся в помощи, — не то с укоризной, не то с сожалением говорит командир катера.

— Да, это верно, но и нечем сообщить, — отвечает Осипов. Потом, оторвав взгляд от горизонта, смотрит в глаза командира и сухо говорит — Не волнуйтесь, помощь придет. У нас так заведено.

— Вижу! Вижу катер! — кричит вдруг боцман.

— Заводи моторы! — Осипов, наспех застегнув реглан, идет в рубку.

Катер приближается. Противник тоже пришел в движение: перестраивается, что-то затевает новое.

— Иванов идет, нутром чувствую! — радостно говорит Осипов командиру катера. — Смотрите, два корабля противника расходятся в разные стороны… Ага, замысел ясен! Они думают, что наш катер потерял ход, а тот идет нам на выручку. Они хотят убить двух зайцев сразу: пропустить Иванова к нам и затем снова замкнуть кольцо. Давно бы так! Это-то нам и нужно! Дайте ход, командир, правьте на выход.

Катер рванулся вперед.

— Нам нужно прорваться раньше, чем Иванов близко подойдет к противнику; нужно, чтобы наши видели, что мы на ходу и прорываемся сами, — говорит Осипов.

Командир понимающе кивает головой, не отрывая взгляда от открывшегося прохода между кораблями. Вздыбленный катер стрелой вылетает из окружения. С кораблей беспорядочно стреляют.

Противник явно растерялся, он никак не ожидал, что катер может дать ход.

— Огонь по палубе, что слева, — приказывает Осипов.

Струя пуль взметнулась к цели и, повиснув низко над палубой, косит врагов. Пулеметчик переносит огонь на ходовой мостик. Ветровые стекла на нем вываливаются, на их месте появляются черные впадины. Осипов видит, как корабль врага рыскнул вправо и затем покатился влево, сбивая наводку своим артиллеристам.

— Убит рулевой, сейчас уже не пристреляется, — равнодушно говорит Осипов.

Он прав: решающая минута прошла, хотя снаряды продолжают еще лететь вдогонку отважному советскому катеру. Корабли противника остались позади, с каждой секундой разрыв растет, а вместе с этим отодвигается и опасность для катерников. Встречный катер — а он действительно идет под командованием Иванова — заходит за корму катера комдива и ставит дымовую завесу, прикрывая Осипова. Потом догоняет его и идет рядом.

— Ну вот, — говорит капитан 2-го ранга молодому командиру катера. — А вы волновались, что мы никому не сообщили о помощи. Пришла помощь! Так уж у нас заведено.

Неудача

Мы понемногу учились воевать, во всяком случае уверенности в себе у нас, конечно, стало больше. Но так ли все гладко было в нашем последнем походе?..

На следующий день в центральном посту наш комсорг Лебедев повесил объявление. Личный состав приглашался на комсомольское собрание. Повестка дня: итоги боевого похода и прием в комсомол.

Тут-то, на собрании, мы и высказались откровенно о наших недостатках. Очень ценные замечания сделал Лебедев. В боевой обстановке он успел заметить, что кое-кто еще недостаточно владеет техникой, и сказал, что не худо было бы им еще потренироваться.

Надо использовать для этого стоянку корабля на базе и заняться этим в море.

Эту мысль Лебедева я подтвердил, рассказав такой конкретный случай. Как-то во время стоянки я решил пройти по отсекам и посмотреть, как моряки несут вахту. Конечно, требовать от ребят максимального напряжения сил вне боя не следовало, но основные обязанности они должны были выполнять. Проходя по кораблю, убеждался, что большинство матросов, как и полагается, занято своими делами: осматривают приборы, что-то ремонтируют, проверяют. Но трюмного машиниста Мамкина я застал на вахте с книжкой в руках. Он читал, сидя на клапанной коробке, и не сразу заметил меня.

«Вот это служба!» — подумал я и спросил: Почему вы занимаетесь посторонним делом?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары