На краю государевой земли

— Как сказано государевым указом, с тобой пойдут шесть человек томских казаков и толмач. И велено дать вам жалованье. Тебе, Яков, оклад сполна и подмоги против окладу! А казакам и толмачу вперёд на следующий год оклады их сполна да подмоги против их окладов вдвое... А как будешь там, у Алтына, то нужно сделать то, что не сделал Карякин: проведать про Чагир-хана! И чтобы Алтын дал своих людей, провожатыми. И всё, всё расспрашивай: почему Алтын сошёл с ордой со своего старого кочевья. Да где кочуют его братья. И много ли с ним самим людей. И про Чагир-хана тоже самое!.. Потом надо поехать и проведывать всё про того чёртова Чагир-хана! Ну, короче, не первый раз, сам знаешь как!.. И всё это описать, да послать сюда нарочным... И как потом вернёшься сам, то статейный и чертёж тех земель за тобой же. Всё это велено отослать в Москву!.. И самое главное: чаять ли приходу тех многих воинских людей на наши сибирские города! И ещё немаловажное... Из Москвы пишут, если Алтын-хан начнёт говорить, что он не хочет быть под государевой рукой в холопстве! То надо настоять на том! Чтобы он дал шерть, быть ему, со всей его ордой, под высокой государевой рукой в прямом холопстве навеки!.. Ясно!?.

— Да, ясно.

— Но и это ещё не всё. Если он упрётся и будет говорить, что он против прямого холопства. И на том будет крепко стоять. Тогда говорить, чтобы он был в подданных государя! И на том шерть дал!.. Вот теперь всё, — подвёл итог князь Никита, отпуская Якова. — Да поостерегись там, в дороге-то, особливо под Кузнецком, — посоветовал он ему.

Следует сказать, что в Томском разряде было тревожно. Только что, в сентябре, на Кузнецкий уезд приходили набегом киргизские люди. Это были алтысарцы, с князьком Бектен Нояном. Они угнали лошадей, что были на выпасе. Пограбили они ещё и ясачных. Да из Красноярска тамошний воевода Никита Карамышев тоже отписал, что нагрянули под острог многие воинские люди: и киргизы, и тубинцы, а среди них были и алтыновы. Они пожгли хлеб, что лежал в скирдах, поворовали скот, кого-то побили из жителей острога, застав их в поле.

* * *

Красноярскому острогу, называемому также ещё Качинским, не везло, пожалуй, с самого первого дня его постройки. Постройку его закончили на день боголепного Преображения Господня 1628 года от Рождества Христова, или, как ещё говорят в народе, на «Середний Спас», т.е. 6 августа. А ещё до того, через два дня после «Бориса и Глеба», т.е. 26 июля, на него, на недостроенный, уже приходили в куяках и с лучным боем качинские и аринские татары, пытаясь помешать строительству. Срубили его в Тюлькиной землице. Был там в своё время князец Тюлька. Его землицу русские окрестили также Качинской, по речке Кача — Изыр-су, как её называли татары. Себя же они называли изыр-кичи, т.е. люди, живущие на реке Изыр. Она впадала слева в Енисей ниже высокого яра из красной глины. Этот же яр больно запал в глаза Андрею Дубенскому, боярскому сыну, посланному проведать под новый острог угожее место в верховьях Енисея.

Куячников тех, разумеется, побили. И качинцы и аринцы побежали со своих рек в «киргизы», под их защиту. Однако вскоре они вернулись на свои прежние охотничьи угодья: в «киргизах» оказалось не сладко. Да и родные места потянули. Повинились они новому государю и обещали исправно платить ясак в новый острог.

Но не оправдал Качинский острог надежд московских властей на прибыль. Ясачного населения в его окрестностях оказалось немного, да и с тех киргизы и тубинцы собирали на себя ясак и не желали просто так отдавать их пришлым московским людям. А тут ещё последние ясачные, и те разбежались, иных же силой увели с собой киргизы и тубинцы. И бедные качинцы и аринцы давали ясак и тем и другим. Точнее, их стригли со всех сторон: с севера — московские люди, с запада — киргизы, на востоке были буряты, с юга же приходили тубинцы, а то и алтыновы люди. И как не грозил, не шумел на качинских князьков воевода Никита Карамышев, чтобы не давали они ничего киргизам, а давали бы только в острог, но всё оставалось по-прежнему: острог-то был вон где, а киргизы всюду.

А ведь вначале всё вроде бы пошло у острога добром, в согласии, мирно с немирными воинскими киргизскими людьми. К тому же острог оказался у них за хребтом и сильно беспокоил. Так что поначалу они дали от себя даже сто соболей ясака, того ясака, собираемого с тех же самых ясачных волостей, куда ходили и государевы ясачники. Но не долго длились любовь и согласие между киргизами и острогом.