На краю государевой земли

Перед ним была женщина с развившимися формами. Глаза, и те, казалось, изменились, стали холодными и строгими. Да, это была уже не та девица, угловатая и впечатлительная, какой запомнилась ему и какой он был увлечён в своё время. В ней что-то появилось, и это что-то портило её... «Обабилась!» — с печалью подумал он.

Эта женщина, сейчас стоявшая перед ним, уже не волновала его, да вряд ли взволновала бы вообще. Сытая и спокойная жизнь за небезбедным удачливым московским дворянином, приехавшим сюда на воеводство, что-то сделала с ней, что-то отняла у неё...

«Всё, теперь можно идти и в мугалы!» — с иронией подумал он.

Говорить, к сожалению, было не о чем. Он спросил её что-то об её отце. Она ответила и вопросительно посмотрела на него.

— А я вот тут... — замялся он и дёрнул рукой, как будто хотел показать на что-то вокруг. — Давно уже...

— Я знаю, — ответила она и снова замолчала.

— Ну ладно, я пойду, — сказал он, заметив, что казаки и бабы, проходившие мимо, глазеют на них.

— До свидания, — промолвила она, не трогаясь с места, но и было заметно, что с облегчением прерывает эту встречу.

Он слегка наклонил голову, прощаясь с ней, и пошёл, неестественно двигая руками, как деревянный, чувствуя спиной, что она глядит вслед ему...

Он передал Никите Карамышеву наказ Татева. И через два дня тот уплыл на дощанике со своим семейством вверх по Кети до Маковского острога, чтобы затем перебраться волоком на Кемь, по ней лодкой дойти до Енисейска. Оттуда же им нужно было добираться вверх по Енисею на дощанике до Красноярского острога. Тот, как и Кузнецкий острог, оказался порубежным постом на краю государевой земли, соприкасаясь с бесчисленными племенами и ордами кочевников, примитивными государственными образованиями. Они непрерывно возникали в великом поясе степей и тут же исчезали, уходя в забвение веков.

А князь Никита перестал спать ночами, всё думал, как доставить это государево жалование Алтын-хану. Земля-то Алтынова лежала за киргизами, а те переняли все дороги туда. И он писал не раз уже на Москву, что миновать их земли никак «немочно». Думал он, думал, а потом взял и велел собрать у себя в разрядной избе боярских детей и атаманов... «Пусть теперь они думают!»...

Служилые пришли и расселись по лавкам. Изба заполнилась быстро. Мест всем на лавках не хватило, и многие встали у стен. К Якову подсел на лавку Андрюшка Просовецкий с «литвином» Осташкой Михалевским.

В избу ввалился, слегка покачиваясь и, было видно, хмельной, Федька Пущин. Он глянул по рядам служилых, заметил, что около Якова место занято, отошёл от двери и присел рядом с Лучкой Васильевым. Пожав ему руку, он заговорил о чём-то с ним, поглядывая на Якова, как будто хотел показать этим, что надо бы потолковать после сходки.

Федька томился без большого дела и рассчитывал, что в этом ему поможет Яков.

Да-а! Как не надеялась Дарья, что он пойдёт в неё, а вышел-то он весь в отца, тоже не мог сидеть дома.

Они, боярские дети и атаманы, а также татарский и городовой головы, сидели, думали и, ругаясь, договорились до похода на киргизских князьков Табуна и Ишея, до того, чтобы устроить большую шкоту им, пущим заводчикам всех набегов под Красноярский острог.

А что до жалования хану, то также сообща условились: послать к хану сначала двух казаков, через Кузнецкий острог; и толмача взять оттуда же, хотя бы того же Какайку, подгородного кузнецкого татарина. И пусть-де они высмотрят дорогу до кочевий Алтын-хана, да известят его о государевом жаловании. Да прислал бы хан своих людей, чтобы не вышло на дороге никакой порухи тому великому жалованию. Пусть-де порадеет и сам хан за ту государеву милость.

— Пока не проведаем путь до мугал, никуда не пойдёшь! — твёрдо заявил князь Никита Тухачевскому в конце сходки и распустил служилых.

Федька, выйдя из разрядной, бросил Лучку, кинулся за Тухачевским, догнал его и пошёл рядом.

— Яков, возьми меня с собой, а? — просительно заглянул он сбоку ему в лицо.

Тухачевский остановился.

— Фёдор, это же не от меня зависит!.. Ну, я скажу князю Никите, — стал объясняться он с ним, заметив умоляющее выражение у него на лице. — Но обещать ничего не могу.

— Хорошо, хорошо, договорились! — обрадовался Федька, прощаясь, сунул ему руку, заторопился, чтобы он не передумал, и тут же свернул в какой-то первый попавшийся переулок.

— Не-ет! Пущин не пойдёт с тобой! — сразу же отказал князь Никита, когда Яков заикнулся было о просьбе Федьки. — Он такой же лихой, как и этот подьячий..! — уже по привычке стал ругаться он, стоило ему только вспомнить Огаркова. — Но один ты с ним, этим василиском, не справишься! А вот Пущин натолкнул на мысль. Тебе там нужен помощник.

— Давай тогда Лучку Васильева?

— Вот этот подойдёт! — согласился князь Никита. — Он уже бывал и в мугалах, у Алтын-хана, их язык смыслит.