Да, да, там, на вершине горы, возвышался огромный крест. Стоял над перевалом он, был рублен из сосны, грубый, тяжелый и массивный. Он виден был издалека всем путникам, идущим этим волоком на море Ламское. Здесь пролегал известный всем путь. Была широкая тропа, вся вспахана копытами оленей. Вела она одних скитальцев на восток, встречь солнца, других закаты манили за собой с чего-то. По ней ходили все: оленные тунгусы, кочуя к морю, то подаваясь дальше от него в тайгу и горы; ходили казаки московского царя, а то и робкий юкагир мелькнет на перевале, ведя с собой цепочкою оленей. Всех их встречал и провожал вот этот Крест, безмолвно стоя на вершине. Он издали тянул к себе всех путников. Одних он успокаивал, вселяя стойкость в усталые их души. Тогда уверенней ступала их нога на землю здесь, в этом неведомом пока краю. Другим же, наоборот, тревожил сердце он, сулил им перемены с приходом сюда непрошеных людей…
И здесь, на перевале под Крестом, Федька тоже дал отдых казакам еще на один день. Затем их путь пошел на Ламу. Еще неделя хода, вот это уже точно знали казаки.
— Неделя до моря, до острога!..
Когда же они спустились в верховья Урака, то там, в речной долине, пошли глубоким снегом. Вот там-то запотели все. Путь торный здесь никто ведь не готовил им.
Потапка шел, пыхтел, роняя с носа капли пота. Он был здоровяком, но не выносливым.
— Крепись, крепись, старина! — шутливо подбадривал Гринька изредка его, скользя легко на лыжах. Бежал он впереди него. Но когда тот начинал отставать и этим растягивал цепочку казаков, и те спускали ругань на него, на своего десятника, тогда он бежал позади него, и так хотелось ему, порой, помочь приятелю, чтобы быстрее переставлял тот свои ноги длинные… Вот так они и шли.
Глава 24. Охотск
В Охотском остроге полк Федьки встретили с восторгом казаки, которые годовалили там. А как же: ведь смена им пришла.
— Ну, слава богу! — расплылся улыбкой Евдоким Козицын, казацкий пятидесятник, ведавший острогом, стискивая в крепком пожатии Федькину лапищу. — А то пишу, пишу Кутузову не в меру! Без подьячего-то! Сам за него! По нужде ради! Давай, принимай острог!
И он прищурил голубоватые глаза, хитринка в них мелькнула, мол, знаю, все знаю… О чем вот только?.. Он, безбородый и с овальным лицом, походил на молодицу. Но ростом он был выше Федьки и жилистей, чем он.
Так молча отметил Федька про себя. Хотя он не раз видел его в Якутске, но как-то бог не сводил их вот так вплотную, как сейчас.
— Погоди! Дай отдохнуть! На море Дамское сходить! А то сразу же — принимай!
— Да наглядишься! Еще надоест! Замерзло оно!
— Не-не! — запротестовал Федька, зверски уставший. Ему сейчас было не до того, не до приемки острога. Его, острог-то, он уже окинул одним глазом и заметил, что строить его еще да строить. Козицын уже начал было переделывать его, заложил новый, перенеся ближе к морю, в семи верстах от устья Охоты. Но на этом все и остановилось…
Река Охота здесь, у моря, сноровила. Она вильнула, пошла зигзагом, от моря, от его волн косой отгородилась. Сейчас она была закована и где-то дышит тяжко подо льдом. А по весне каждый год в половодье она зло затопляла весь острог. Поэтому Козицын и перенес его на место повыше.
Уже на следующий день Федька все же осмотрел острог, обошел вокруг него вместе с Козицыным.
Охотский острог был небольшим. В одну сторону он протянулся на 17 саженей, как раз от проезжей башни до приказной избы. В другую же сторону он был мерой в 8 саженей, все от той же башни до амбара. Сама башня была с четырьмя амбразурами, на два житья, под ней же были и ворота. В городовой стене стоял еще амбар, он был о двух житиях, да с нагороднями.
Федька зашел в этот амбар: там оказалась государева казна. Он споткнулся о парусину. Здесь же, под ногами, кучкой лежали молотки, наковаленка, тесла и греби… Все было свалено как попало и ржавело… Он выругался сквозь зубы: теперь за все это отвечать ему.
«Хлам!» — подумал он, вышел из амбара и огляделся.
Вон там, по виду, караульня. Рядом с ней стоит поварная изба для казаков. И тут же две избы под аманатов. На них видны висячие замки с пробоинами и уключинами. Значит, там кто-то сейчас сидит. Избу для казаков тоже легко было узнать по грязи вокруг нее. Вон выполз из нее казак, шатается, не то он пьян, не то спросонья… В другую сторону от поварной избы стояла третья изба. Та чистенькой была. Всем сразу становилось ясно, что в ней живут одни лишь приказные. И там же ему, Федьке, суждено было провести несколько лет в этом остроге… От башни шла острожная стена, она была косая и срублена не полностью. В ней был пролом, а здесь вот не хватает целого пролета… Да, острог дырявым был…
И Федька, сняв шапку, почесал свою кудлатую макушку, раздумывая, что делать сейчас. Летом, само собой, придется строиться. А зиму надо бы прожить. Пятидесятник, похоже, острогом не радел и спрос с него малый. Сдаст, сбросит с себя бремя. Ему же, Федьке, потом отвечай за недоделки.
— Ладно, принимаю! — согласился он.