«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие

«Мне мой папа, Яков Данилович, вечная ему память, всегда говорил: “Вася, все что делаешь, ты должен делать хорошо”. И я всегда слушал его, помнил об этом, и это мне помогало в жизни».

(Из письма В.Я. Ситникова)

Глава 15. «Брусиловский прорыв»[149]

Брусиловский был среди московской богемы личностью заметной. Мелькая везде и всюду, он заявлял себя и коллекционером, и поэтом, и сценаристом, и книжным иллюстратором, и фотографом, и графиком, и, конечно же, художником нового авангарда. Мало кто мог внятно объяснить, что же он из себя такое есть. Вася Ситников бывало скажет:

– Заходил я сегодня утром к Брусиловскому. Время, скажем прямо, не раннее, часов одиннадцать, однако ж «оне» почивать себе изволят. Ну, а мне-то что делать? Дожидаться некогда, я человек занятой. Иду прямиком в спальню, супружнице ручку лобызаю. «Благодетельница моя, извини», – говорю, а ему так прямо в лоб: «Выручай, Анатоль Рафаилыч, ни хлеба, ни чая – совсем приперло!» Он, понятно, спросонья совсем дурной: волосы всклокочены, усы дыбом, глаза таращит – вылитый тебе морж в кадке, однако не сердится, видно, что обхождением моим доволен. Тут и дело сделалось без излишней волокиты.

– А зачем вы к нему нагрянули-то утром, Василий Яковлевич? Он, небось, отсыпался. Вчера в «Доме кино» юбилейный просмотр был да с дармовым выпивоном, так он, наверное, всю ночь там крутился.

– Как зачем? Я тут на помойке стекла цветного насобирал, вот и решил человека порадовать. Не без корысти, конечно, однако и не токмо ее ради.

– Он что, стекло собирает?

– Почему только стекло? – он все берет: и серебро, и гравюру, и мебель, и ковры, и картины… Серьезный коллекционер, нахрапистый. Сейчас особенно французским многослойным цветным стеклом интересуется. Такого «Галле» собрал, что и на Западе не скоро сыщешь».

– Так значит он коллекционер, а я-то думал, что художник.

– Хм, и это при нем есть, почему бы и нет. Он разношерстного таланта человек будет.

Меня познакомили с Брусиловским в кафе «Артистическое», что напротив МХАТА. На людях представлялся он как Анатоль, местные же завсегдатаи звали его за глаза «Брусок», «Бруська» и, крайне редко, «Брусилов», однако общались с ним охотно и явно считали «своим». Вида был Анатоль бурлескного, манеры имел актерские, а по всем своим повадкам являл собой человека упорной жизненной силы:

жадного, циничного, нахрапистого, брезгливо сторонящегося сантиментов рюмочной задушевности. Гуков, например, за глаза называл Брусиловского «типичный француз», давая тем самым понять, что он де принадлежит к известному племени, где эти качества, во всей их полноте, передаются якобы по наследству, чуть ли не с молоком матери. Однако в повадках «Бруска», в декларируемых им повсеместно взглядах и привязанностях, сквозило глубокое отвращение ко вкусу этого материнского молока. Он, пыжась, изо всех сил стремился переиначиться, заявить себя аристократом, на худой конец – аристократом Духа, и непременно с таким же, как и у самого Гукова, «русским душком».

Бытует мнение, что всякий, кто стремиться большим художником стать, должен помыкаться по белу свету, понатерпеться нужды и горя и понасмотреться добра и худа. Подобное мнение, конечно, любопытно само по себе и даже полезно – как «пыль житейской мудрости», однако, если приложить его к чьей-то личной судьбе, то станет она оттого сразу и банальной и скучной.

Так, по крайней мере, понял для себя перспективу «типичного» художнического бытия Анатоль Брусиловский, а потому твердо решил, делать свою жизнь не по «образу и подобию», а в духе собственных лирических ассоциаций. Как человек расчетливый сумел он обратить художническое подвижничество – ту самую внешнюю сторону бытия, где иным полагалось терпеть «нужду и горе» – в помпезный фейерверк с шумом, треском и пылеиспусканием. И сделал он это, надо сказать, с большим мастерством. Были у него на то и некие основания, из которых он состряпал особого рода «генеалогическую поэму».

– Возможно, одни считают меня человеком ярким и многогранным. Другие, напротив, циничным и мелким. В последнем случае это касается моих собратьев по кисти. Если их мнения всерьез принимать, с ума сойти можно.