На маленькой планете

Охранник ходил вокруг машины, взмахивая руками, словно пытался взлететь. Воздух вновь пожелтел. Смутно обрисовывались близкие скалы, ущелье, поросшее кустарником. Горы были старые, повсюду торчали обломки обветренных скал, кое-где чернели глубокие трещины. Казалось, что кто-то давно разрушил здесь бывшее поселение, разбросал обломки жилищ, и среди этих обломков, среди разрушенного и давно покинутого людьми мира, подсвеченного зыбким желтым светом, оказалось трое людей.

— Пойдемте по хребту домой? — предложил Николай. — Я уже замерз. Ну и попали к черту в котел! Тьфу!

— Коля, я давно замерз, — проговорил охранник. Он уже не бегал вокруг машины в надежде согреться, а закутавшись в брезент, которым укрывали руду, стоял возле Николая. Николай разрезал брезент на три части, дал каждому по куску, и они пошли, прикрываясь им от ветра. На хребтине ветер был такой сильный, что вынудил их остановиться у первой же скалы.

— Коля, а как унесут? — спросил Панкрат.

— Что унесут?

— Машину украдут если?

— Слушай, Тульская область, не говори при мне такие вещи, — сказал Дарин. — Здесь тебя с твоими потрохами никто не возьмет, кругом честные люди. Урони ружье, оно сто лет пролежит, и ни один казах не возьмет его. Понял? Давайте лучше распалим костер? Николай, чего ты молчишь?

— Я думаю.

— Думать надо было раньше, на то извилины, чтоб думать. Или их у тебя нет? Я и забыл, — засмеялся Дарин. — Все ребята проскочили, а перед тобою дверка захлопнулась. Не та фортуна попалась. Я второй рейс сделал, поэтому застрял, а ты по первому еще был.

— Молчи, — проговорил Николай. — Надоел ты, горлопан. Костер лучше разведи.

— Где развести? — спросил Дарин.

— В валенке, — разозлился Николай. — Есть у тебя валенок или ты босиком ходишь по снегу?

— Идея! — воскликнул Дарин. — А ну, охранниковская крыса, снимай валенок свой, разведем костер?

— Слушай, Дарин, что ты прилип к Панкрату? Слушай, Толька, перестань.

Отдыхать сели под разрушенной скалой, сильно наметала пурга. Скалы были в птичьем помете.

— Кекелеки, заразы, — определил Панкрат и чему-то радостно засмеялся. — Маленькие, а живут в горах. Чего их тут, чертяков, носит? Слабшее человека, а гляди, в лютую погоду не помирают? Живут! Вот заразы, живут! — И Панкрат рассмеялся. Он держался подле Николая, подчеркнуто избегая соседства с Дариным.

Вскоре встали и пошли. Хребет с небольшими выступами скал вился и вился, поднимаясь выше и выше. Прыгая через очередную щель, Дарин поскользнулся и упал на колени, схватился за камни, содрав при этом кожу на руках.

— Ушибся? — спросил растерянно Николай. — Осторожно. Нести тебя некому.

— Нет, с чего бы это, — ответил Дарин, закусывая губы от боли. — Не ушибся.

Скала, под которой снова остановились, была небольшой. Столетиями обдували ее ветры. Острая вершина, подточенная временем, упала на выступ, образовав что-то вроде навеса, прикрытого с боков, точно стенами, тоненькими, хрупкими камнями. Люди зашли под навес, прижались друг, к другу, пытаясь согреться. Ветер свистел в скалах. Свист становился все сильней, все пронзительней и вскоре стал настолько сильным, что пришлось заткнуть уши. Казалось, где-то рядом находился человек и, засунув в рот три пальца, свистел изо всех сил.

— Коля, что это такое? — тихо спросил Панкрат.

— Это тебе не Соловей-разбойник, ему далеко до такого свиста, — отвечал Дарин, пытаясь вытащить из пачки непослушными пальцами сигаретку. — Это тебе не Тула, как засвищет, как черт. Иной раз такой свист ветер поднимет, что скалы не выдерживают и рушатся прямо на тебя. А вместо тебя остается мокрое место, а это мокрое место держится недолго на Памирских отрогах.

— Нигде такого ветра не встречал, — подтвердил Николай.

Дарин закурил, старательно проглатывая дым и радостно ощущая внутри себя тепло, глядел на дрожавшего от холода Панкрата и усмехался. От усталости, от свиста и мороза у Николая тоскливо стало на душе. Он трогал свой полушубок, брезент, издававший металлический звук, и думал: наверное, их уже ищут и подумают, увидев разбитый МАЗ Дарина, что он, Николай, тоже перевернул свою машину или еще хуже — попал прямо под обвал. Тоскливо становилось от мыслей, грустно было видеть и чувствовать, как дрожал Панкрат, слышать, как пытался острить вконец продрогший Дарин.

II

Наступило утро. Они долго шли, оглядываясь друг на друга, точно спрашивали: куда теперь?

Хребет перешел в крутой склон скалистой горы. Стали подниматься вверх. Панкрат все чаще останавливался, с мольбой глядел на Николая. Дарин тоже устал, но старался идти первым и время от времени говорил Панкрату:

— Подтянись, Тульская область! Будь человеком, стремись шагать первым.

Поднялись на вершину, остановились в скалах.

— Где мы все-таки? — обратился Николай к Дарину. — Ты, Толька, понимаешь что-нибудь?

— Я сейчас бы съел хоть слона, зажаренного на вертеле, — ответил Дарин и закурил. — Индийского слона или африканского бегемота. Мне все равно.

— Где мы? — повторил Николай. Его раздражала беспечность Дарина.