На небо сразу не попасть (Нельзя сразу на небо)

В подвальном коридоре постоянно стоит один немец-полицейский с автоматом. За поясом у него заткнуты палочные гранаты и пистолет парабеллум. Нас тут не бьют и не пихают. Ведро с помоями нам выносить нельзя, это делают два украинца, одетые в чёрные мундиры. Когда нам подают еду или открывают двери для очистки ведра («kiblowania»), тогда в коридоре стоят, как минимум, трое немцев с автоматами, готовыми к стрельбе. Мне кажется, что немцы боятся, чтоб мы не рискнули на них напасть.

Нас сейчас в камере двенадцать, места хватает всем. Спим на земле, потому что немцы нам боятся дать кровати. А то мы ещё кровати разберём и из ножек и рам сделаем оружие. В камере сейчас так же, как было во Львове в то время, когда забирали на расстрел. Одни молятся, другие играют в карты. Немцы играть не запрещают и позволяют держать карты.

Из этого всего ясно следует, что немцы обнаружили свою ошибку, сообщили об этом в стрийское гестапо, и меня присоединили к транспорту на расстрел. Тут, в камере, это называется «чёрным транспортом». Некоторые из заключённых выписывают на стенах камеры свои фамилии и даты прибытия.

27 сентября

Сегодня в камеру привели украинца, который вместе с нами пойдёт на расстрел. Этот тип всё время ходит, как пьяный. Сначала, когда узнал, что находится среди одних поляков, залез в угол и не хотел с нами разговаривать. Потом, когда заключённые угостили его едой, он нам рассказал, за что его приговорили. Звать его Дымитр (Дмитрий - От переводчика ) Гречка и служил он перед этим в Вермахте [61], а потом в украинской полиции. Во время одной из казней он отказался стрелять в поляка, который был его школьным знакомым. Позже, вместе с группой других украинских националистов, взбунтовался и ушёл в лес [62]. Немцы приказали взбунтовавшимся сложить оружие, но украинцы отказались, и начался бой. Часть украинцев погибла, других взяли живыми, среди них был Гречка. Немцы в тот же день созвали полевой суд и приговорили националистов к отправке в концлагерь, а Гречку – к смерти.

Дмитрий считает, что его спасут приятели, которые занимают весомое положение. Кроме того, его родной брат работает в гестапо. Время от времени Гречка клянёт немцев жутким образом [63].

Вечером, когда мы должны былил ложиться спать, двери отворились и кто-то подал Гречке посылку с продовольствием. В передаче было письмо к Гречке. Его приятели и брат пишут, что дело очень тяжкое и нет уверенности в том, что удастся его спасти. Теперь Гречка вообще впал в расстройство («stracil zupelnie humor» – не знаю, как это ещё можно перевести – От переводчика ). Не разговаривает с нами, только попросил стражника о ходатайственной бумаге, конветрах и чернилах. Через час получил это всё и теперь беспрерывно пишет. Когда мы ложилисть спать, Гречка всё ещё строчил («bazgrolil»). В камере свет горит всю ночь, так что писать можно хоть до упаду. Немцы оставляют свет, потому что хотят постоянно не спускать с нас глаз.

28 сентября

С самого утра Гречка получил две передачи, а раз его даже вызвали в коридор. Когда вернулся в камеру, то был бледен и руки его тряслись. Нам ничего не хочет говорить, но кажется, что его приятели не могут ему помочь. Наверное, печально умирать, особенно в обществе заключёных-поляков, которых ещё недавно Гречка бил и унижал.

Сразу после обеда в камеру зашёл офицер СД и устроил перекличку Потом сказал нам, что в камере находятся только приговорённые к смерти и что приговор будет приведён в исполнение 1 октября. Уведомил нас, что завтра нас переведут в другое место, где мы будет пребывать аж до препровождения нас на экзекуцию. Потом сказал также, что приговоры выдаёт не он, а высшая власть, а утверждает губернатор. Офицер напомнил нам, чтобы мы спокойно вели себя во время перевозки и во время казни. Сказал, что не хочет быть вынужденным к жестокому обращению с нами в такую минуту и потому просит о спокойствии.

Один из заключённых сказал, что не воспользовался раньше возможностью и не исповедовался, так что теперпь просит о ксёндзе. Офицер объяснил, что, к сожалению, не может удовлетворить просьбу, т.к. ксёндз также был заключённым, приведённым из тюрьмы в Стрию. Ксёндз был приговорён к смерти упрощённым судом и в тот же день, когда нас исповедовал, был казнён.

После выхода немцев из камеры люди ходили так, будто из них выкачали кровь. Один только старший господин плакал, но делал это тихонько и это никому не мешало. Гречка сказал нам: «Ну, господа, тут на земле мы жрались между собой, а в земле будем все равны». Потом Гречка добавил ещё, что он не уверен, должны ли нас расстрелять 1 октября, как обещал офицер СД. Быть может, что как раз завтра нас отведут не в иное помещение, а сразу на исполнение. Вечером никто из нас не притронулся к ужину, а заснули мы только под утро. После того, как нас предупредили о казни, в коридоре село уже несколько охранников, потому что слышно, как они между собой переговариваются.

30 сентября