На острие ножа

Очередной безветренный вечер. Шум улицы, постоянная какофония: музыка, голоса и треск барбекю. И это придавало удивительную уединенность разговору в доме двадцать шесть. Биничи рассуждал – читал лекцию – о Британии как несостоявшемся государстве, ее моральном крахе и самоочевидной силе жестокого восстания. Женщина, Коллинз, время от времени вставляла свои замечания, но особого обсуждения не было. Впрочем, как всегда.

– В 1913 году Ленин говорил жене, что революции не произойдет при его жизни, – рассказывал Биничи. – Что царская тайная полиция слишком сильна, а оппозиция слишком слабая. Но! Но! Россия оказалась пустой. Звенящим пустым сосудом. И когда пришла революция, это было спонтанное, неорганизованное, хаотическое восстание. – Хари услышал, как лидер делает глоток и ставит чашку на землю. – Что ж, так называемое Соединенное Королевство быстро приходит в упадок, – продолжил он. – Народ понимает, что им управляет несостоявшийся класс сверхбогатых, неолиберальная элита, которой нет дела до людей и их домов, работы или семей. И голоса граждан не имеют значения, их выступления не имеют значения. И теперь они это видят. Даже так называемые левые – миллионеры и дети истеблишмента. Когда люди увидят, чего могут добиться несколько преданных революционеров, они будут приветствовать нас. – Биничи широко развел руки. – Только представьте! Ленин говорил, что одним из главных симптомов каждой революции является внезапное увеличение числа простых людей, проявляющих активный интерес к политике. И что? Разве сейчас не так?

Обними палача…

– Завтра мы поприветствуем еще пятерых граждан. А в четверг наносим удар.

Наступила пауза.

– Какой удар? – спросила Коллинз. Значит, она тоже не знала. – Раз уж мы делаем такой значительный шаг, гражданин, – продолжила Коллинз, – нам не помешало бы знать, куда мы идем.

Хари открыл глаза. Биничи, сидевший в тени дома, улыбался и качал головой. Белая рубашка без воротника, черные мешковатые брюки. Коллинз, сидевшая на небольшом пяточке, куда еще попадали лучи солнца, носила большие солнцезащитные очки, свободную серую рубашку и джинсовые шорты.

– Завтра, Сара, завтра. Когда приедут остальные – тогда и будем обговаривать план. И твои тренировки пойдут на пользу всем ячейкам. Граждане ждут нас. Так же как мы ждали двадцать второго мая, так и они ждут нас сейчас. Когда мы двигаемся – двигаются и они. Сердца в огне, а разум холоден как лед.

Хари пошевелился, и они повернулись к нему. Он выше натянул одеяло. По правде говоря, его горло и желудок практически восстановились, но одеяло давало ему хоть какое-то укрытие, щит между ним и безумием перед ним.

– Что это за работа? – прохрипел он.

– Благородная работа, – сказал Биничи. – Исторической важности.

– Самоубийственная? – задав вопрос, Хари затаил дыхание.

Биничи снял очки, вытер их тряпочкой, снова надел их и дважды моргнул.

– Мы в авангарде. Наш долг – вести за собой, а не подчиняться. Штурм дворцов правящего класса всегда сопряжен с опасностью. Но мы умнее. И мы к этому готовы. Это прогресс, гражданин, и прогресс имеет свою цену.

«Значит, самоубийственная», – подумал Хари.

Донесся визг тормозов и звук столкновения металла с металлом. Хари подскочил и повернул голову в сторону улицы.

– Где-то неподалеку.

Биничи и Коллинз поднялись на ноги. Они словно чего-то ждали. Подозрительно.

– Слишком близко, – заметила Коллинз.

Они забежали в дом, послышались крики – два, может, три мужских голоса, и снова неразборчивый крик. Из эркера комнаты наверху они рассмотрели белый фургон, врезавшийся в несколько припаркованных машин и заблокировавший дорогу. Дверь фургона была открыта. Собиралась толпа: одни прикрывали лица руками, другие судорожно куда-то звонили.

– Кто-то попал под колеса, – сказала женщина.

– Нас это не касается, – отозвался Биничи.

Хари молчал. Его машина тоже пострадала от фургона. Задняя пассажирская дверь прогнута, окно разбито. Фургон стоял, уткнувшись в соседний «Форд Гэлакси». Хари пытался разглядеть, что же именно там происходит. Может, это полицейская операция? Его спасение? Неужели женщина в больнице все-таки передала записку? Или это просто авария, имеющая значения только для ее участников?

Коллинз проследила за его взглядом:

– Это же твоя машина, Хари.

– Я как раз это осознал.

Биничи напрягся.

– Ты припарковался на улице?

Хари кивнул:

– Да. После того, как мне стало плохо.

– Слишком много совпадений. Не выходите из дома. – Вой множества быстро приближающихся сирен нервировал лидера. – Сначала приедет скорая помощь, потом полиция. Заполонят всю улицу. Закройте окна. Задерните шторы. Дом должен выглядеть пустым. Нас здесь нет.

Пока экстренные службы прибывали на Боксер-стрит, Хари, Коллинз и Биничи сидели в тишине и полумраке. На кухонном столе стояли три стакана воды. Дверь во двор была заперта, жалюзи опущены. Воздух был тяжелым, температура внутри дома невыносимой. Хари вытер лицо влажной рубашкой. Шум моторов, шипение тормозов, хлопанье дверей, тяжелые шаги, писк раций.