На пиру богов

Беженец. Напрасно, в таком случае попробую сделать это за вас я. Мне представляется это различие в таких чертах. Для «Леруа» (беру его не индивидуально, но типологически) есть его личное богословское мнение и есть внутреннее чувство церковности и церковного вероучительного авторитета, голоса которого он жаждет как

суда над своим личным, каков бы ни был его приговор. И этим сознанием, которое вы считаете вслед за протестантами рабством, определяется тон всей внутренней жизни как отдельного лица, так и всей Церкви, осуществляется sit venia verbo, прославленное единство в любви и свободе. Профессор Гарнак решает все

вопросы своего церковного сознания своим личным разумом и научной совестью, и для него не существует даже самого вопроса о личном мнении и церковном учении. А наш милейший М. А. Новоселов? Разумеется, сам он ничего не говорит от первого лица, неизменно от имени Церкви: Церковь говорит, учение Церкви и прочее. Однако где же поискать этого учения Церкви не о вопросах решенных, а о нерешенных? Ведь вы заметьте, что живое чувство церковности возбуждается и проявляется именно около церковной проблематики, а не того догматического инвентаря, который учтен и описан в катехизисах: нетрудно быть в отношении таких неактуальных вопросов церковно-послушным, но как всякий познает себя только в искушении и испытании, так и живое чувство Церкви проявляется в новых, нерешенных, злободневных вопросах (причем, разумеется, в актуальное церковное сознание всегда может возвратиться любой из решенных уже вопросов под каким-нибудь новым аспектом). Ведь кажущаяся «рецепция» телом Церкви того или иного догматического постановления в восточном Православии наступала совсем не потому, что оно было известным авторитетным образом решено на Соборе, мы знаем довольно примеров, как снова и снова возбуждали страсти уже, казалось бы, решенные вопросы (арианство, иконоборство), нет, просто вопрос по тем или иным причинам погасал, терял свою актуальность и создавалась оптическая иллюзия рецепции вплоть до нового случая. Таким новым случаем является для нас все тот же вопрос об имяславии: явилось ли для М. А. Новоселова и его единомышленников авторитетным решение сначала влиятельнейшего из русских епископов, поддержанного и Константинопольским Патриархом, затем определение высшей церковной власти Русской Церкви, Священного Синода? – нет. А заглянем вперед и спросим себя: а мнение Поместного Собора, даже поддержанное «Восточными Патриархами»? Да тоже, конечно, нет, если оно подтвердит имяборческие тезисы. Тогда будет апелляция к неуловимому телу Церкви и его не менее неуловимой рецепции. И получится, как и давно уже имеется, такая картина: в то время когда церковная власть будет отлучать М. А. Новоселова и иже с ним от Церкви за еретичество, он, в свою очередь, будет совершать то же самое над всеми инакомыслящими епископами, пресвитерами и мирянами, и каждая сторона утверждает и будет утверждать о себе: Православие – это я.

Светский богослов. В том, чем вы хотите кого-то пугать, нет ничего пугающего и ничего страшного: так было во все времена догматических споров, в частности и в эпоху Вселенских соборов, но Дух Божий носился над взволнованным морем церковным, и утихали его волны, и после яростных бурь рождалась тишина и единомыслие: совершалось чудо Символа веры, церковного самосознания. И кто верит в Церковь, должен верить и ждать чуда, а не искать внешнего авторитета, к которому явно зовете вы.

Беженец. Я ни к чему не зову, кроме как к вниманию к действительности: имеяй очи видеть, да видит. Так, хотя мы теперь апеллируем к авторитету, который, разумеется, бывает зараз и внешний и внутренний, и ищем его в Соборе, становится довольно ясным, что «Der Konig absolut wenn er unsen Willen thut»[65], и различие между сознанием Гарнака и М. А. Новоселова (к нему можно здесь присоединить и Хомякова да и многих, многих) различается только в одном: Гарнак думает, что истина посильно

открывается его научному сознанию (всякое научное сознание скромно), а Новоселов считает, что его сознание и есть сознание Церкви, которое посему и в таковом качестве должно быть принято и другими. Заметьте, что при этом может абсолютно отсутствовать личное самомнение и самоутверждение, – мы же знаем, какой скромностью и смирением лично отличается московский «авва», здесь имеет значение известная установка церковного сознания, которое трагически обрекает на безумное самоутверждение.

Светский богослов. Через этот, если угодно – назовите его «диалектический», момент проходит неизбежно всякое церковное сознание, которое, однако, необходимо ограничивается антитезисом: истина не я, но Церковь или я в Церкви, и церковное нахождение догмата и дает синтез надлежащий.