Читаем На пиру богов полностью

Беженец. Вы отмахиваетесь от действительности гегелевской схемой – по примеру первоучителя славянофильства А. С. Хомякова. В действительности же налицо у нас беспомощный церковный Протестантизм, отрицающий церковность не догматически, но жизненно, вернее не умеющий реализовать ее в своей собственной жизни. Теперь, при отсутствии железного жезла, пасущего Церковь и ускоряющего «рецепцию» и облегчающего единство церковного самосознания, некоторая внешняя видимость единения поддерживается еще только сравнительной догматической спячкой. В XVII веке возбудился не догматический вопрос, но более посильный московскому обрядоверию вопрос о старых книгах, о перстосложении и прочем. И немедленно получился раскол, которого не могли подавить ни кострами, ни казнями, с которым не могла справиться даже железная рука самого Петра да и других царей. Раскол остается неизжитым и непреодоленным, как гигантский указательный перст бессилия нашего чувства церковности и до днесь. Ведь, в самом деле, не в старых же и новых книгах, не в этом, по существу, архаическом и невежественном вздоре здесь дело, а в том, что нет очевидных никаких сил ни на небе, ни на земле, которые могли бы сокрушить аввакумовское: Православие – это я, а все, что со мною несогласно, будь это Восточные Патриархи, греческая вера, есть поврежденное, ложное учение. И чем напряженнее эта энергия церковности, тем злее, ожесточеннее, упрямее раскол. Вот попробуйте,

преодолейте раскол – не уступками и заплатками, компромиссами и ослаблением обеих сторон, словом, не в слабости, но в силе, тогда можете говорить гегелевские схемы. Раскол имеет корни в нашем церковном Протестантизме, вот его истинная причина. Хомяков еще похвалялся, что Протестантизм остановился перед границей русского Православия и не перешел ее. Какое понимание!

Светский богослов.

В отношении к русскому расколу дело обстояло совершенно иначе; основной факт здесь тот, что ни один епископ не остался в расколе, а известно, что ubi episcopus, ibi ecclesia[66] и Церковь, лишенная епископа, есть не Церковь, но раскол. Притом в настоящее время раскол рассматривается только как нарушение церковной дисциплины, непослушание; и клятвы 1666 года суть историческое недоразумение, которое должно быть улажено Собором.

Беженец. Правило ubi episcopus, ibi ecclesia решало бы лишь в том случае, если бы епископу или даже их Собору и впрямь принадлежала власть вероучительного авторитета, но этого нет, и потому в Православии нет той силы, власти, авторитета, которым бы можно было сломить раскол, упрямое аввакумовское: Православие – это я. Если на стороне не-Православия, то есть никонианства, оказались все епископы, тем хуже для никонианства. Но такого догмата у Православия все-таки нет, чтобы все епископы в данный момент не

могут быть охвачены ересью, если могут быть ею поражены даже Патриархи и высшие сановники Церкви. Ссылаться на то, что Господь этого не попустит, ибо врата адовы не одолеют, неубедительно, ибо нам неведомы пути Господни, и эта ссылка не выход из догматического затруднения. Вот и начинается, с одной стороны, погоня старообрядцев за иерархией, а с другой – обычный бред услужливой эсхатологии: близится конец мира и потому нет уже въяве истинной Церкви – беспоповство на эсхатологической почве. Но попробуйте справиться с этим бредом.

Светский богослов. С бредом надо справляться не доводами, а бромом. С этим средневековьем лучше всего справится да уже и справляется просвещение.

Беженец. «Просвещение» успешно справляется и с Православием, заменяя Символ веры коммунистической программой. А тем не менее нельзя отрицать, что в Старообрядчестве имеется колоссальная религиозная, скажу больше, церковная энергия, оно есть церковное движение, и оно представляет собою симптом православного церковного сознания. Старообрядческий раскол должен быть понят из природы Православия. Согласитесь, что на почве Католичества подобное движение было бы невозможно.

Светский богослов. Что же вы забываете о Протестантизме, которого все-таки – прав Хомяков – нет и не было в Православии. Раскол это религиозное недоразумение, которое будет погашено временем и просвещением. Это плод московского невежества и деспотизма.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вехи

Чтения о Богочеловечестве
Чтения о Богочеловечестве

Имя Владимира Соловьева срослось с самим телом русской философской мысли. Он оказал фундаментальное влияние не только на развитие русской религиозной философии, но и на сам круг вопросов и содержание общественной дискуссии. Соловьева по праву называли «апостолом интеллигенции» – он сумел заговорить о религии, о метафизике, о душе и Боге так, что его слова оказывались слышны русским интеллигентам. Без знания философского наследия Соловьева не может быть понята не только значительная часть современной ему и в особенности последующей русской философии – без него остается невнятной значительная и едва ли не лучшая часть русской поэзии Серебряного века, многие страницы русской прозы и т. д.Из всей череды созданных им работ одна из наиболее известных и заслуженно популярных – «Чтения о Богочеловечестве»: в них совсем молодой Соловьев сжато и выразительно дает по существу общий очерк своих идей. Лучшего введения в мысль Соловьева, чем его «Чтения…», не существует, а без знания этой мысли мало что можно понять в русских спорах и беседах Серебряного века.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Владимир Сергеевич Соловьев

Философия

Похожие книги

Повседневная жизнь египетских богов
Повседневная жизнь египетских богов

Несмотря на огромное количество книг и статей, посвященных цивилизации Древнего Египта, она сохраняет в глазах современного человека свою таинственную притягательность. Ее колоссальные монументы, ее веками неподвижная структура власти, ее литература, детально и бесстрастно описывающая сложные отношения между живыми и мертвыми, богами и людьми — всё это интересует не только специалистов, но и широкую публику. Особенное внимание привлекает древнеегипетская религия, образы которой дошли до наших дней в практике всевозможных тайных обществ и оккультных школ. В своем новаторском исследовании известные французские египтологи Д. Меекс и К. Фавар-Меекс рассматривают мир египетских богов как сложную структуру, существующую по своим законам и на равных взаимодействующую с миром людей. Такой подход дает возможность взглянуть на оба этих мира с новой, неожиданной стороны и разрешить многие загадки, оставленные нам древними жителями долины Нила.

Димитри Меекс , Кристин Фавар-Меекс

Культурология / Религиоведение / Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги
Культы, религии, традиции в Китае
Культы, религии, традиции в Китае

Книга Леонида Васильева адресована тем, кто хочет лучше узнать и понять Китай и китайцев. Она подробно повествует о том, , как формировались древнейшие культы, традиции верования и обряды Китая, как возникли в Китае конфуцианство, даосизм и китайский буддизм, как постепенно сложилась синтетическая религия, соединившая в себе элементы всех трех учений, и как все это создало традиции, во многом определившие китайский национальный характер. Это рассказ о том, как традиция, вобравшая опыт десятков поколений, стала образом жизни, в основе которого поклонение предкам, почтение к старшим, любовь к детям, благоговение перед ученостью, целеустремленность, ответственность и трудолюбие. А также о том, как китайцам удается на протяжении трех тысяч лет сохранять преемственность своей цивилизации и обращать себе на пользу иноплеменные влияния, ничуть не поступаясь собственными интересами. Леонид Васильев (1930) – доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института востоковедения Российской АН.

Леонид Сергеевич Васильев

Религиоведение / Прочая научная литература / Образование и наука