На пиру богов

27 мая / 9 июня 1922,

Ялта, Новый Собор

Иеромонах

(к Беженцу). Я внимательно слушаю ваши речи и все не могу окончательно уяснить себе, к чему все-таки вы клоните. Известно, что критика легка, искусство трудно. Научите же нас, как, по-вашему, надо выйти из беды. После негатива покажите нам наконец позитив. Скажу прямо: вы зовете изойти из Херсониса. Куда и как?

Светский богослов (насмешливо). Этот негатив есть загадочная картинка с надписью: ubi est Petrus[78], а прямее лучше сказать: ubi est Societas Jesu[79]

. Мое обоняние давно уже слышит противный запах этих клопов, – простите за грубое сравнение.

Беженец (к Иеромонаху). Позвольте мне ответить сначала вопросом же: прав ли я в своем негативе? вернее, своем диагнозе? То, что мы переживаем, есть ли преходящие исторические бури или же кризис Православия как греко-российства?

Иеромонах. В частности, вы правы, конечно, против фактов не будешь спорить. Что же касается кризиса, то я, разумеется, внутреннего, то есть вероучительного и иерархического, кризиса в Православии допустить не могу на том основании, что врата адовы не одолеют и потрясения, вплоть до мерзости запустения на месте святе, нам предуказанны, и в том нет ничего неожиданного. И чем мы ближе к концу времен, чем откровеннее наступает царство Антихриста, тем острее будет этот кризис, тем страшнее потрясения. Так что, пришедши, найдет ли Сын Человеческий веру на земле, и если бы не сократились дни те, не спаслась бы никакая плоть. Ничего иного и ждать нельзя по смыслу всего Апокалипсиса да и всех христианских пророчеств.

Беженец

. Вот точка зрения, которую бы я заранее, так сказать методологически, бы исключил, хотя и не отрицаю ее относительную, однако лишь очень относительную правоту. Разумеется, это есть в христианстве, но есть и другое, без чего все историческое христианство оказывается ушиблено какой-то эсхатологией испуга, отравлено этим испугом и черным-черно. Популярный пример такой отравленности, нездоровой и лжехристианской, это – модное теперь – писание Нилуса. Полагаю, что такое состояние испуганности греховно, как и всякий страх, кроме страха Божия. Вспомните, как оздоровлял апостол Павел фессалоникийцев, заболевших этим эсхатологическим испугом и побросавших свои дела и работы – он их возвращал к своему прямому долгу. Эсхатологию, мысль о конце и чувство конца, всегда должен носить в душе христианин, она есть барометр духовный: имущие как неимущие и прочее, ибо преходит образ мира сего. Но эсхатологизм отчаяния, испуга, пассивности, вообще бегство в него – это есть своего рода фрейдовское бегство в психоз. Нельзя себе разрешить смотреть на вещи только эсхатологически, а не исторически; я хорошо знаю это искушение по опыту, как знаю и то, что этот эсхатологизм может являться благовидным прикрытием душевной лени, косности, равнодушия, трусости, вообще всех семи смертных грехов. Мы не имеем права слагать с себя исторической ответственности, а потому обязаны мыслить и чувствовать исторически, то есть ставить перед собой практические задачи, смотреть в будущее. Между тем история русской бесхарактерности, индифферентизм и эсхатологизм занимают совершенно неподобающее место: на этом утверждался раскол, которому не под силу было справиться с Петром в открытом духовном бою, этим баловались и балуются наши богоискатели, от них же первый есмь и аз, на все лады склоняя и спрягая Антихриста, устрояя из него всякие литературные блюда, рагу и фрикасе с горошком. А между тем Васька слушает да ест. Во имя Христово надо бороться с реальным Антихристом и его сотрудниками, которые, может быть, окажутся и под личиной испуганных или кокетничающих эсхатологов, нужно здоровое, живое чувство религиозного реализма, рабочего дня.

Светский богослов. А кто же у нас так любил еще недавно распространяться о ночном

чувстве жизни? Кстати, ведь именно кумир богоискателей, Владимир Соловьев, возобновил эту эсхатологическую моду повыть об Антихристе. А по его примеру и начался весь этот шабаш…

Беженец. У Соловьева-то именно и соединялось это чувство с глубоко понятыми историческими задачами, хотя и было окрашено личным предчувствием скорой смерти; не было складыванием ненужных рук на пустой груди, как у наших эсхатологических Гамлетов. (К Иеромонаху): Но оставим мертвым погребать своих мертвецов и предоставим литературщину себе самой. Возвратимся к существу вопроса: признаете ли вы в России кризис церковной власти и, так сказать, всей церковной культуры?

Иеромонах. Я признаю наличность большой опасности для церковной жизни, но считаю ее порождением причин внешних и случайных, внутри же Православие здорово, крепко, как и встарь, и не нуждается ни в Реформации, ни в ревизионизме.