Таня ещё спала, свернувшись в кровати. В груди даже ничего не ёкнуло при виде её красивого ухоженного лица. Ни капли нежности, ни капли восхищения. Она простая. Привычная донельзя. Милая, добрая.
Чёрт!
Зашёл в ванную, включил душ и стащил с себя пиджак, галстук рубашку. Заглянул в зеркало и впервые увидел царапины от её ногтей. Мозг мгновенно восстановил в воспоминаниях это сладкое ощущение и пронзительный крик, который пришлось проглотить.
Твою мать, у меня в душе всё переворачивается от щенячьей нежности, когда вспоминаю её в своих объятиях.
Швырнул одежду в корзину и уже хотел залезть под струи воды, как ноги обдало сквозняком. Обернулся и посмотрел на Таню, которая не могла и слова вымолвить. Царапины. Первое, что она увидела были именно они.
На её лице не промелькнуло ни единой эмоции. Она просто разглядывала их секунда за секундой убеждалась, что это именно то, о чём она подумала.
— Тань, — хриплю я, делая шаг к ней, но та отступает.
Поднимает пустой взгляд, а после закрывает дверь.
Мне нет оправданий. И да, я самый настоящий кобель, который не смог устоять перед юбкой. И… я не знаю, что делать. Она, наверняка, сейчас будет собирать вещи. Что тогда? Бежать за ней и молить о прощении? А я этого прощения достоин, если даже не люблю? Если не смогу дать того, что сегодня довелось испытать к другой женщине?
Таня родная и тёплая, но это всё, что я ощущаю. Откровенно говоря, у нас и секс, едва ли не по расписанию и только потому, что надо.
Сжал кулаки, понимая, что как мужик должен поговорить. Объяснить, что козёл, да. Что не для неё…
Выдохнул и всё же забрался под тугие струи воды. Смывать с себя её запах не хотелось, но иначе нельзя. Самому от себя тошно будет, если к Тане вот такой подойду.
Перекрыл вентиль, завернулся в полотенце и вышел, надеясь, что она ещё не ушла. И нет, сидела на кухне со стаканом воды, тряслась и силилась не плакать.
— Тань… — поморщился я от отвратительного ощущения внутри.
Вина. Она проникала и отравляла кровь. Моя, почти супруга, подняла на меня взгляд, ещё раз скользнула им по чужим отметинам и прошептала:
— Я же так люблю тебя… Как ты мог?
Вновь поморщился, присел за стол напротив и взял её большую ладонь в свою крепкую руку.
— Тань, я не могу… — вздохнул, подбирая слова. — Ты же лучшего достойна, понимаешь? Я чувствую себя таким дерьмом сейчас, что мне от себя же тошно. Я не знаю, как оправдаться в твоих глазах… Я даже любовь свою тебе дать не могу, — выдавливаю хрипло. — А если не её то, что?
Её губы начинают дрожать, но она говорит то, отчего я замолкаю:
— Ребёнка… Ты же знаешь, как я хочу от тебя ребёнка.
Неужели, готова простить измену? Я посмотрел на неё с недоверием, но её взгляд был серьёзен.
— А то, что я?..
— Стой, — моя, почти супруга, поджала губы, а после отвела взгляд в сторону. — Я знаю, что многие мужчины изменяют своим жёнам… но это вовсе не значит, что они хотят с ними расставаться, — её голос начал узнаваемо дрожать, предвещая поток слёз. — Просто… пытаются так переключиться. В психологии этому есть объяснение…
Первые капли на стол с тихим «тук-тук», закушенная губа и нежелание смотреть мне в глаза. Я знаю, что это обида и горечь. И мне противно, что сейчас она перешагивает через себя, пытаясь оправдать мой мерзкий поступок.
Я Женьке обещал, что заботиться о ней буду, а не мучить подобными выяснениями отношений. Брат, наверное, в гробу там перевернулся о того, что я выкинул.
Вздохнул и потянул её ладонь на себя, чтобы усадить плачущую девушку на свои колени.
— Прости меня, — шепчу в её плечо, задумчиво глядя в никуда. — Прости…
Глава 6
Нет времени дня хуже, чем утро. Причём это вообще не самое приятное утро, которое случалось в моей жизни… Слабость во всём теле, низ живота болит, как при месячных, в голове звонко и явно жидко, во рту сухо, а ещё этот противный телефон трезвонит голосом Артура Пирожкова, чтоб ему икалось весь оставшийся век! Прокопенко, в смысле!
— М-м-м… — дотянулась до телефона, и не пытаясь разлепить глаза прохрипела в трубку жуткое: — Алло…
— Мелкая? Тебе там экзорциста вызывать не пора?
— Убью… — выдавила из себя, совершенно не в настроении шутить.
Прокопенко чем-то зашуршал и отстранился от телефона, потому что в следующую секунду его голос был обращён чуть тише и точно не ко мне.
— Серый, есть номер священника?
— Тебе зачем? — прозвучал удивлённый вопрос коллеги.
— Да у нас форс-мажор. Я, кажется, ведьму разбудил. Сейчас прилетит в отдел вся такая страшная, зелёная, злая…
— Прокопенко, ять! — прохрипела в трубку.
— Женщина, я прекрасно понимаю твоё состояние, но на работу-то что?
— Что? — выдохнула, продираясь через всю кашу, что царила в голове, побулькивая, как ведьмовская отрава.
— У тебя смена так-то… три часа, как идёт.
И вот прав он был, ибо с постели я вскочила, как разъярённая ведьма, совсем позабыв, что хорошо мне ещё не стало, а плохо плещется в ушах.
— О-о-ой… — простонала в трубку, прикрывая рот ладонью.
— О-о-ой! — вторил Женька, — Не блюй только, женщина. Мне тоже не очень ещё.