На пределе жизни

Эти жилища отапливаются углем и дровами в железных печках или газом. Сейчас у входа в нашу палатку лежит баллон со сжатым газом; от него внутрь, к обычной двухконфорочной плите тянется резиновый шланг. Даже при сильных морозах и ветре газ обогревает палатку неплохо. Единственное неудобство — неравномерное распределение температуры: в то время как под потолком царит тропическая жара, на полу не тает нанесенный ногами снег, а в чайнике и ведрах замерзает вода.

Спальные мешки из собачьего меха, покрытые кирзой, с легкими пуховыми вкладышами, отлично защищают от любого мороза. Обычно на базе мы спали только в одних вкладышах, используя меховые мешки как матрацы. Эти легкие (они весят меньше килограмма) компактные и теплые вкладыши летом во время наших путешествий по острову часто удостаивались комплиментов. Для таких маршрутов у нас была альпинистская шелковая палатка, которая вмещала, правда не без усилий с нашей стороны, четырех человек. Из одежды и обуви мы располагали теплыми куртками и брюками с кирзовым верхом, куртками на шерстяной вате с парусиновым верхом, унтами и сапогами. Это тяжеловатое, но зато прочное обмундирование не требовало, как меховая одежда, тщательного ухода за собой и годилось для любой погоды.

Однако вернемся к острову Беннета. В тот момент, когда мы здесь высаживались, погода показала себя с лучшей стороны: ярко светило и заметно пригревало солнце, его лучи, отражаясь, ослепительно сверкали в гранях бесчисленных снежинок; на снегу лежали густые темно-синие тени. В непривычной тишине чувствовалась какая-то торжественность. Но уже к ночи мы познакомились с тяжелым «характером» этого острова, с которым нам часто пришлось сталкиваться впоследствии. Едва удалось облагообразить наш аэродром — сровнять и разбросать на нем особенно крупные заструги и разметить посадочную полосу флажками, как неожиданно задул порывистый ветер, солнце подернулось сероватой дымкой, по снегу побежали и завихрились струйки поземки. Видимость сократилась до двухсот — трехсот метров, и о приеме самолета в ближайшее время нечего было и думать.

Первую ночь спать не пришлось. Горит, и то в пол-огня, одна конфорка плиты, но в палатке тепло. Необыкновенно вкусен чай из куска плотного снега, вырубленного из ближайшего сугроба. Приближается первый выход в эфир «новорожденной» радиостанции. Как мне пришлось убедиться за несколько дней нашей совместной жизни в Темпе и здесь, Славе вовсе не свойственна излишняя нервозность. Человек он спокойный, уравновешенный. Однако сейчас Слава заметно волнуется — копается в куче проводов, нет-нет и заглянет в инструкцию. Это понятно, опыт у него невелик, а помощи ждать не от кого. Для меня радио тем более «темный лес».

Вот и подошел срок радиопередачи. Вновь и вновь Слава выстукивает наши позывные, с надеждой мы смотрим на зеленую коробку рации, стоящую посредине палатки на ящике, однако никто из соседей не отвечает на наши вызовы — нас не слышат.

На следующий день, проснувшись и согрев чай, вновь пытаемся добиться связи, теперь уже при помощи ножного генератора, известного в общежитии под именем «солдат-мотора». Трудимся уже вдвоем, причем моя роль ответственная и не из легких. Генератор, которому педали и седло придают сходство с каким-то нелепым, комолым и бесколесным велосипедом, основательно промерз на улице и крутится тяжело. Весь пот нашего совместного труда — на моем лице.

Долгие, а для меня и «горячие» часы бесплодных попыток выйти в эфир, и, наконец, к исходу дня лицо Славы, склонившегося над ключом, расплывается в довольной улыбке: нам ответил один из ближайших соседей — станция на острове Генриэтты. Слышат они нас неважно, но любезно предлагают принять радиограммы и передать их дальше по назначению. Настроение сразу поднялось: теперь мы не одиноки и наши дела не так уж плохи.

22 мая пурга разыгралась не на шутку. Температура воздуха упала до —20°. Палатку грызли и рвали колючие потоки снега; при сильных порывах ветра каркас ее прогибался и скрипел. Ночью ветром свалило и изогнуло одну из радиомачт. Выправить и вновь поставить ее на место удалось лишь с большим трудом. Видимость упала до 50 метров. На нашей посадочной площадке в снежной мгле можно различить лишь самые близкие к нам флажки.

На всякий случай тщательно учли наши запасы продовольствия и топлива. Выяснилось, что при экономном расходовании и того и другого нам должно хватить недели на две. Как ни капризна и плоха здешняя погода, невероятно, чтобы за это время она не «улыбнулась» хоть ненадолго и не прилетели бы наши товарищи и основные грузы. Пурга стихла на следующий день так же неожиданно, как и началась. Вновь выглянуло солнце, ослепительно заблестели источенные и изъеденные ветром и снегом синеватые свежие заструги. По-видимому, их поверхностное натяжение было очень велико; под тяжестью человека они прогибались, издавая глухое, утробное уханье.