На развалинах мира

Он начал мне надоедать. Ворон, кажется, вовсе не собирался улетать – он засунул голову под крыло, и так замер. Но, из-под глянцевитых, отблескивающих антрацитом, перьев, выглядывал внимательный глаз. Взор птицы был холодный и выжидающий. У меня стала подниматься к ней неприязнь. Птица, что бы с ней не стало, не могла не запомнить, что означает собой булыжник, запущенный умелой рукой. Сделав движение, будто поднимаю камень, я резко выпрямился. Ворон тотчас сорвался с места и поднялся вверх. Он не издал ни звука. Птица совершила облёт вокруг холма, и, махая крыльями, отчего даже на земле начали подлетать ввысь мелкие щепки и мусор – устремилась в сторону далёкого провала – на север.

Что-то в этом было… Но что? Не означало ли это, что там у него была пожива? А если была, то какая? Чем могла питаться такая большая птица? Если ее заинтересовала наша помойка – то, какая могла оказаться там?

Они вернулись на утро следующего дня. Три птицы, такие же большие, как и вчерашняя. Они долго кружили в небе и всё чего-то ожидали. Мне сразу показалось, что их поведение не предвещает ничего хорошего. Я помрачнел – одним своим присутствием, они давили на нервы, вынуждая меня сидеть в подвале, вместо того, чтобы тренировался в стрельбе из лука, или заготавливать дрова. Ведь не исключено, что они только и ждут, когда кто ни будь из нас, окажется на открытом месте – чтобы напасть. А то, что они не улетят просто так, было понятно – пустые банки, на мусорке, этих прожорливых, и крайне опасных созданий, никак не устраивали.

Но и свалка привлекала птиц не меньше, чем возможная добыча. Одна из ворон спикировала вниз и, деловито заработала клювом. Грохот от ударов был такой, будто били отбойным молотком. Мне это надоело… Камень, брошенный в ворону, попал прямо в клюв. Птица подпрыгнула, возмущённо каркнула и сразу сорвалась с места. Наверху, присоединившись к своим собратьям, она шумно выражала своё негодование, и вскоре они улетели прочь. Проводив их взглядом, я с облегчением вышел и стал заниматься привычным делом – дровами. Сколько бы я их не натаскивал внутрь, кончались они так же быстро. А мне не хотелось, по возвращении из похода, будучи усталым, оказаться перед перспективой искать топливо. Пёс увязался за мной, но, когда я возвращался с охапкой в подвал, остался наверху. Я складывал дрова в поленницу, как вдруг услышал ожесточённый лай и последовавший, сразу после него, жалобный визг. Кто-то напал на моего щенка! Отбросив полено, я подхватил стоящее возле выхода копьё и выскочил из лаза. Возле валуна, под которым Чёрный облюбовал себе место для наблюдения за окрестностями, кипел настоящий бой. Щенок, уворачивался от двух громадных птиц, и, ежесекундно рискуя нарваться под удар тяжёлого клюва, бесстрашно нападал, и вновь отскакивал под защиту камня, достать из-под которого вороны его не могли. Они громко каркали, увлечённые своим делом, и, казалось, совершенно позабыли про то, что у пса может найтись защитник. Но, едва, я поднял руку, намереваясь метнуть копье в одну из тварей, как что-то с шумом свалилось на меня сверху. Лишь благодаря своей реакции, я успел пригнуться и избегнуть удара. Клюв птицы проскочил мимо и высек искры из крошек бетона.

– Ах ты, зараза!

Я ударил её ногой в бок. Ворона упала, но сразу поднялась, намереваясь снова долбануть меня клювом. Хитрющие птицы рассчитали верно – пока две приканчивали более лёгкую добычу, третья караулила выход… Несколько сантиметров правее – и моя голова, была бы раскроена надвое… Я направил копье прямо в отливающую синевой грудь. Лезвие чиркнуло по перьям и ушло в сторону. Ворона резво отпрыгнула назад и сразу поднялась в воздух. Те две, которые сильными лапами подрывали землю возле камня, под которым огрызался щенок, сразу заметили, что происходит, и, быстро разбежавшись, тоже поднялись в воздух. Брошенное вслед копьё выбило несколько перьев их хвоста одной из них. Они кружили над холмом, время от времени, громко галдя и делая вид, что спускаются поближе. Следя за хищными птицами, я подобрал копьё и приблизился к валуну.

– Вылазь, щеня… Пока отбились.