На скамейке возле Нотр-Дам

– Как картина в раме. Подумать только, какая она печальная! Считай, на другом конце земли, а и у нее свои хлопоты, проблемы! – изумилась и даже умилилась Лена, и ей захотелось приблизиться к девчушке, приласкать ее, погладить по темным волосам и утешить. Но оказалось, что окно было очень далеко – так велико было разрешение у бинокля.

– Серж, это – военный бинокль?! – спросил Валерий, внимательно рассматривая вещицу. Но Сержа уже не было в комнате. По звяканью посуды внизу можно было догадаться, что он там занимается послеобеденной уборкой.

– Это мой прадедушка воевал, – сказала Катрин.

– Неужели при Наполеоне? – вырвалось у Лены. Валерий взглядом показал ей на бинокль, и пока Катрин не видела, выразительно постучал себе по виску: мол, ничего не соображаешь.

Лена смутилась.

– На Первой мировой, – вздохнула Катрин. – Но мой прадедушка уцелел. Собственно, этот дом, в котором мы живем, и есть его дом. В комнатах детей есть портреты всех наших предков. Ребята сами так захотели.

– Можно нам посмотреть?

– Я думаю, да.

Все вышли в коридор, и Катрин постучалась в ближайшую дверь.

– Соланж! Можно к тебе войти?

Соланж сама появилась в дверях, любезно распахивая их навстречу гостям. Ее комната была такой же веселой и светлой, как и она сама. Куклы в старинных одеяниях – в платьях с кринолинами, с кружевными воротниками, в плащах с капюшонами, в париках – висели на стенах, прикрепленные в шахматном порядке.

– Соланж играет в детском итальянском театре, – с гордостью заметила Катрин. – Они там сами мастерят наряды.

– Можно посмотреть фотографии дедушки и бабушки? – спросила Лена.

Соланж тут же встала и с видом экскурсовода вытащила из ящика стола красивую коробку. В ней были аккуратно сложены фотографии в старинных рамках. Мужчины на них были с тросточками, в костюмах и галстуках. Некоторые держали в руках шляпы-котелки. Дамы выглядели не роскошно, но «прилично», в скромных длинных платьях, в более поздние годы – тоже в костюмах и маленьких шляпках.

– Кем были ваши предки? – не удержался, спросил Валерий. Лена подумала – мелкими буржуа.

– Их можно назвать фермерами, – ответила Катрин. – За городом прадедушка сумел купить участок земли. Посадили небольшой виноградник. Вся семья трудилась на нем. Потом дети выросли, занялись кто чем. Но на первом месте была торговля. До сих пор младший брат моего отца держит у нас в городе винный магазин.

– А ваш отец?

– Он пошел на государственную службу. Хотя в шестидесятые годы, – тут Катрин мило улыбнулась, – он был ярым революционером! Теперь он сам вспоминает о том времени, смеясь.

И снова Лена заметила, что мимолетная тень пробежала по лицу Катрин, когда она говорила об отце.

Тем временем они подошли к комнате Даниэля. Тот вовсе не торопился им открывать.

– Мы хотим посмотреть портрет дедушки! – мягко сказала Катрин, постучав снова. Наконец что-то щелкнуло, и замок открылся автоматически. Боже, что творилось в комнате Даниэля! На полу и на столе засыхали остатки недоеденных трапез по меньшей мере трех предыдущих дней. Кровать представляла собой некое сооружение, напоминающее то ли старинный балдахин, то ли корабль под парусами. Книги, диски, смятые журналы, старые тапочки и новые ботинки – все это было навалено прямо на нее и на пол. В самой середине постели на подушках возлежал сам хозяин и недовольно блестел на вошедших квадратными стеклами очков.

– Мы на минуту, – извиняющимся тоном сказала Катрин.

«Моя мама сгорела бы со стыда, если бы кто-нибудь увидел такой беспорядок», – подумала Лена. Катрин спокойно обвела взглядом комнату:

– А где портрет прадедушки?

– Вот он! – недовольно показал мальчик на стену пальцем и пробурчал в сторону матери: – Я ведь просил меня не беспокоить!

Лена и Валерий остановились у самого порога, боясь ступить на середину комнаты. Напротив кровати Даниэля висел небольшой плакат с изображением какого-то рокера с гитарой и на мотоцикле.

– Ах, да! – Катрин, осторожно обходя подносы с остатками завтрака, подошла к стене и перевернула плакат обратной стороной. Зрителям предстал застекленный кусок белого картона с рисунком по нему черным карандашом. Верхнюю часть широкого, молодого лица с подкрученными усами скрывала лихо надетая на лоб шляпа-котелок. В глазах проблескивало что-то семейное, присущее лицам Катрин и детей. Это и был портрет прадедушки, написанный, что привело в изумление Лену, самим Модильяни в Париже в 1910 году.

– Они были знакомы?

– Да-да. Прадедушка тоже баловался живописью. Но до дружка Моди ему было далеко, и он быстро оставил свое увлечение. Но вот у Даниэля явно наследственные склонности к богемной жизни! – Катрин улыбнулась и потрепала сына по голове: – Пойдешь с нами гулять?

Даниэль только презрительно хмыкнул. Лена, взглянув на Валерия, заметила на его лице признаки недоумения.

Когда они попятились к дверям, Даниэль даже и не подумал вылезти из постели, чтобы попрощаться. Катрин аккуратно повернула рисунок назад к стене. Помахала сыну.

Вся компания вышла из комнаты.