На службе зла

– В таком случае, – торжествующе начала Робин, – я отвезу тебя в новом – нет, он конечно, не новый, но бегает отлично – «лендровере»!

– С каких это пор у тебя появился «лендровер»?

– С воскресенья. Древний родительский конь.

– Так-так, – сказал Страйк. – Это же просто здорово…

– Но?

– Он был бы сейчас очень кстати…

– НО? – Робин чувствовала, что он чего-то недоговаривает.

– Я не знаю, сколько придется там торчать.

– Какая разница? Все лучше, чем дома томиться.

Страйк колебался. Не потому ли она так легко согласилась, что хочет ужалить Мэтью? – думал он. Нетрудно было представить, как отреагирует молодой финансист на поездку невесты к черту на рога в компании с боссом, да еще более чем на сутки. Еще не хватало, чтобы рабочие отношения использовались для возбуждения ревности в семье.

– Тьфу, дьявольщина! – вырвалось вдруг у Страйка; он вновь полез в карман за мобильным.

– Что такое? – встревожилась Робин.

– Совсем забыл… Вчера вечером у меня было назначено свидание с Элин. Черт… из головы вылетело. Жду тебя на улице.

Он вышел, предоставив Робин доедать бутерброд в одиночестве. «Почему же, – думала она, глядя, как Страйк, прижавший к уху мобильник, прохаживается по тротуару за высокими, во всю стену, окнами, – Элин не позвонила и не прислала сообщение, чтобы выяснить, где находится Страйк?» А отсюда был один шаг до другого вопроса, который встал перед ней впервые, независимо от подозрений Страйка: что скажет Мэтью, если она забежит домой за «лендровером» и дорожной сумкой, чтобы исчезнуть на неопределенный срок?

«Не ему жаловаться, – думала она, собирая дерзость в кулак. – К нему это больше не имеет никакого отношения».

И все же мысль о предстоящей встрече, пусть краткой, выводила ее из равновесия.

Страйк вернулся, закатывая глаза.

– Получил по мозгам, – кратко сообщил он. – Сегодня уже не отмотаться.

Робин не знала, почему от сообщения о предстоящем свидании Страйка с Элин у нее испортилось настроение. Она приписала это усталости. Напряженность и эмоциональные потрясения минувших полутора дней невозможно было снять одним лишь заходом в паб. Секретарши за соседним столиком захлебывались от хохота: из следующего пакета выпала пара пушистых наручников.

«Нет, это не день рождения, – сообразила Робин. – Девушка выходит замуж».

– Так что: везти тебя или нет? – резко спросила она.

– Вези, – ответил Страйк, который, судя по всему, потеплел к этой затее (или просто воодушевился от предстоящего свидания с Элин?). – Знаешь, это отличная мысль. Спасибо.

23

Moments of pleasure, in a world of pain.

Blue Öyster Cult. «Make Rock Not War»[44]

На следующее утро верхушки деревьев Риджентс-парка тяжелой, мягкой паутиной накрыл туман. Страйк мгновенно выключил будильник, чтобы не проснулась Элин, и, балансируя на одной ноге, остановился у окна за шторой. С минуту он не мог оторваться от зрелища окутанной туманом листвы на фоне восходящего солнца. Если остановиться и приглядеться, красоту можно найти почти всюду, но, когда каждый новый день дается с боем, об этой бесплатной роскоши как-то забываешь. Похожие воспоминания он вынес из детства: в Корнуолле первое, что бросалось в глаза по утрам, – это сверкание моря, синего, как крыло мотылька; загадочный изумрудно-тенистый мир зарослей гуннеры в саду «Треба»; далекие белые паруса, покачивающиеся, как птицы, на шумливых серо-стальных волнах.

У него за спиной Элин завздыхала и заворочалась на темной кровати. Страйк осторожно вышел из-за шторы, взял прислоненный к стене протез и, чтобы его пристегнуть, сел в кресло. Потом, стараясь двигаться без малейшего шороха, схватил в охапку одежду и пошел в ванную.

Накануне вечером у них вышла первая размолвка: своего рода веха в отношениях. Предостережением должно было послужить молчание Элин после пропущенного им во вторник свидания, но нет – его целиком поглотила история с Робин и расчлененным трупом. Когда Страйк позвонил, чтобы извиниться, ответом ему была ледяная холодность, но быстрое согласие Элин перенести свидание на другой день усыпило его бдительность: он не догадывался, что через сутки, уже очно, встретит такой же ледяной прием. После ужина, сопровождавшегося натянутой, томительной беседой, Страйк предложил, что лучше ему будет уйти и оставить Элин наедине с ее обидами. Когда он уже потянулся за своим пальто, она на мгновение вспыхнула гневом, но схватка все же кое-как свелась вничью: Элин разразилась слезливой, полуизвинительной тирадой, из которой Страйк узнал, во-первых, что она посещает психотерапевта, во-вторых, что психотерапевт находит у нее признаки пассивно-агрессивного расстройства и, в-третьих, что во вторник Элин от огорчения выпила в одиночку перед телевизором целую бутылку вина. Страйк еще раз извинился, сослался на неожиданно трудное, запутанное дело, искренне раскаялся в собственной забывчивости, но повторил, что все же лучше ему будет уйти, если он не заслужит прощения.