На сопках Маньчжурии

После войны Николай выйдет в отставку и поступит в университет. Он станет учителем или врачом. Они поселятся рядом и будут делать великое дело, просвещая народ, открывая ему правду… Конечно, несчастье в том, что Николай непременно хочет жениться. Нина ему каждый день доказывала, что, если девушка выйдет замуж, она потеряет не только самостоятельность, но и просто не сможет нести своих обязанностей как член общества. Самый хороший муж в конце концов скажет: «Милая, что же это такое, ты все занята посторонними делами, а как же я и наш дом?!»

После отъезда Логунова прошла неделя. Всего неделю назад сидел он на диване против окна. Зеленая ветка молодого ясеня, которую он держал в руке, — вот она, осталась!

Что делать с тоской по Николаю, с беспокойством о нем?

Через две недели после отъезда Логунова Нине стало ясно, что ей незачем оставаться во Владивостоке. Как ни важна ее работа в школе, как ни важно то дело, которое она делает, но разве ее место не там, где столько русских людей ввержено в жесточайшее страдание?

За вечерним чаем она сказала отцу:

— Папа, я прошу тебя помочь мне в одном очень важном деле.

Отец отложил номер газеты «Владивосток», придвинул стакан, отхлебнул и сказал осторожно:

— Ты ведь знаешь, я первый твой помощник.

— Папа, я поеду сестрой милосердия в Действующую армию.

Отец неопределенно кивнул головой. Мать воскликнула:

— Я так и знала! Чуяло мое сердце. Но одного я не понимаю: где твои принципы? Ведь ты выше всего ставишь свои принципы. Ты учительница! Зачем же ты хочешь бросить своих учеников? Ты всегда утверждала, что война — это преступление, зачем же ты стремишься на войну?

— Сонечка, — поморщился Нефедов, — она ведь в другом смысле стремится на войну… В том смысле, чтобы хоть немного, хоть в ничтожной доле, облегчить последствия этого преступления.

Нина посмотрела на отца с благодарностью.

— Я поступлю на курсы, поучусь, а потом поеду.

Нефедов допил залпом чай и сказал:

— Конечно, на курсы поступить нужно, но работать сестрой можно и в крепостном госпитале: раненые будут прибывать и сюда.

— Папа, я поеду в Маньчжурию!

— Она поедет в Маньчжурию, потому что в Маньчжурии — он.

— Мама, зачем ты так говоришь!

— Ты правдива, скажи: разве это не так?

Нина опустила глаза, потом подняла их, сказала тихо:

— Да, это так. Только это совсем не то, что ты думаешь!

— В свое время, Нина, мы все думали, что это совсем не то, а потом оказывалось, что это именно как раз то.

— Сонечка! — снова поморщился Нефедов. Он пил стакан за стаканом горячий чай и опять взялся за газету. — «Всеподданнейшие телеграммы Стесселя… Всеподданнейшие телеграммы Куропаткина, генерал-адъютанта. Дочь поедет в Действующую армию… Это закон жизни: отец и мать — здесь, он — там…»

— Я поеду не одна, мама.

— А с кем же?

— С подругой, с Катей Малининой…

— Это та, с которой ты познакомилась где-то на улице, племянница слесаря? Хороша подруга!

— Мама, но ведь она кончила гимназию!

— Тем хуже, ворона в павлиньих перьях.

— Сонечка, не сердись, — сказал Нефедов. — Я видел ее — вполне приличная девица.

— Я знаю твой характер, у тебя все девицы вполне приличные.

Подполковник засмеялся:

— Мать пустила в ход дальнобойную артиллерию. Отступаю. Но ничего не поделаешь, Сонечка: многое теперь не так, как в наше с тобой время.

Нина и ее подруга Катя поступили на курсы в гарнизонный госпиталь в Гнилом Углу. Раненых не привозили: основные госпиталя были в Ляояне, Мукдене, Харбине.

…Два месяца напряженного труда, беспокойства, все растущей потребности увидеть своего друга и быть там, где творилось страшное дело войны.

Через два месяца подруги выучились всему, чему их могли научить на курсах.

…Ранним утром они садились в поезд. Нина навсегда запомнила день своего отъезда. С левой стороны вокзальной площади стояли извозчики, с правой — выстроились каули и громкими криками зазывали клиентов. Против вокзала поднималось кирпичное здание штаба крепости, левее — гарнизонное собрание, Нина ездила туда в библиотеку. К собранию примыкал густой сад с площадками для лаун-тенниса. Она играла на этих площадках! Какое это было далекое, беззаботное время! Играла с сыном помощника военного прокурора… смешной востроносенький мальчик Слава Стешко.

По перрону торопились каули и носильщики, суетились офицеры. За железнодорожным полотном был забор, за забором улица и бухта. Сколько раз гимназисткой бегала она по этой улице!

— Нет мест! — сказал Нефедов. — Обошли с комендантом весь состав.

— Надо, чтобы они уехали сегодня, возвращаться — нехорошая примета, — забеспокоилась мать.

Нина и Катя решили попытать счастья сами. Молодая голубоглазая женщина выглядывала из окна вагона второго класса.

— Куда вы едете? — спросила Нина. — До Харбина или дальше?

— В Мукден. Я сестра милосердия.

— Мы тоже сестры и тоже едем в Мукден.