— Ты уже пожила в моем доме, поэтому можешь представить, какое у меня было детство, — с легкой иронией заметил он, перебирая полными, слегка обветренными губами травинку. — С тех пор ничего не изменилось.
— А друзья? — не сдавалась я.
— У меня нет друзей, — лениво отозвался Майк. — Тут тоже все просто.
— Хорошо, — я поджала губы. — А мечты? У тебя же должны быть хоть какие-то мечты.
Он замолчал, прикрыв глаза, и я тихо вздохнула, натянув шорты на полоску белой кожи под ними. Ну вот, опять я не получу ни одного ответа.
— Есть… — вдруг отреагировал он. — Одна.
— Ты мне расскажешь? — Подскочив от радости, я живо развернулась к нему — и чуть не уткнулась носом в его загорелую, рельефную грудь.
Майк смотрел на меня сверху вниз без тени улыбки. И я вдруг почувствовала, что сказала что-то не то.
Словно в тон его странно недружелюбному взгляду, на небо вдруг набежали облака. Нас накрыла тень.
— Ты, конечно, не обязан… если не хочешь, — произнесла я, сожалея про себя, что все-таки допустила какую-то оплошность.
Я смахнула со щеки выбившийся локон и опустила глаза. Туда, где его идеальную левую грудь рассекал рубец — след той драки между ним и Эриком на соревновании.
— Почему я сохранил его? — прочитал Майк вслух мои мысли.
Я молча кивнула, больше не решаясь ни о чем его спрашивать.
— Они предлагали убрать… — Он посмотрел вдаль на горы, затем перевел взгляд на тыльную сторону руки, где до сих пор была татуировка белого барса.
— Ты не хочешь забывать его? — тихо предположила я.
Ответ был написан на его лице.
Вспомнились глумливые слова Кэйла Мерфи насчет привязанности Майка к своему барсу. И признание Эрика о том, что это Николь предала его. Это было единственное, о чем я не рассказала ему во время наших откровенных бесед. И сейчас меня захлестнули гнев и жалость — Майк ничем этого не заслужил. В порыве сострадания я подняла руку и прикоснулась к шраму, ощущая подушечками его неровную, шершавую поверхность.
Он вздрогнул, как если бы мое прикосновение причинило ему боль. Пелена в его глазах рассеялась, на ее месте вспыхнул огонь. От него повеяло опасностью, незнакомой и резкой.
— Извини, — сжавшись, я тотчас же отдернула руку.
Но он вдруг перехватил ее и с силой прижал мои пальцы сначала к шраму. А потом чуть правее, туда, где билось его сердце.
Его тело напряглось, как натянутая струна. Глаза горели. Я замерла, боясь пошевелиться, чувствуя под прижатой к его груди ладонью короткие частые толчки.
От него пахло озером и солнцем. Но эти теплые, безопасные запахи шли вразрез с непривычно жестким выражением его лица.
— Когда-нибудь я скажу тебе свою мечту, — резко произнес он, наклонившись надо мной. Его пальцы сжали мои до хруста. Я с трудом подавила рвущийся с губ стон. — Но не сегодня.
— Почему? — хрипло шепнула я, напуганная этой переменой и не смея попросить его прекратить.
— Потому что еще не пришло время, — он отпустил меня и резко поднялся. — Я приму душ и приготовлю нам обед.
После этого случая я больше не решалась спрашивать его о чем-то личном. Он не любил давление, а я не хотела делать ничего, что оттолкнет его. Больше всего я боялась, что стану для него такой же обузой, как его родная семья, от которой он будет мечтать сбежать.
Этого я не могла допустить.
— Ты еще не рассказал мне, как прошло ваше слушание…
Столько всего произошло, что я совершенно позабыла о той его поездке к Совету. И сейчас, когда мы устроили пикник под широким, раскидистым деревом возле дома, это само пришло мне в голову. К тому же лучше уж говорить на безопасные темы, чем ходить по скользкой дорожке.
Майк поморщился, и я сразу поняла, что ему не удалось добиться всего, чего он хотел.
— Как я и опасался, Совет слишком озабочен этими новыми колебаниями в нашей силе. — Он хрустнул пальцами — реакция, которая означала для меня, что он чем-то недоволен или расстроен. — Они едва выслушали нас.
— Мне жаль, — искренне посочувствовала я.
И помолчала, не зная, что еще добавить.
— Ничего. Это еще не конец, — жестко произнес он, откупоривая новую бутылку пива. — Мы не дадим ей выйти из этого сухой. Джейк собирался добиваться повторного слушания. Учитель обещал поддержать его. Хочу надеяться, что у них получилось.
Я снова подумала, насколько мы отрезаны от всего, что происходит сейчас дома. Странно, но это уже не вызывало во мне прежнего беспокойства. Наоборот, иногда я думала, что было бы хорошо, если бы нам не нужно было возвращаться. Совсем. Это была неправильная и, может быть, даже трусливая мысль. Но она казалась такой заманчивой. Если бы мы только могли остаться тут навсегда… Вдали от всех проблем.
— Вы не очень-то хорошо ладите, — произнесла я, все еще разрываясь между эгоизмом и своей совестью.
Раскинувшись на старом одеяле, которое мы вынесли из дома, с бутылкой пива в руке, он посмотрел вверх, на сверкающую в косых лучах закатного солнца изумрудную листву над нами.