— Я могу спать здесь, — осеняет его. Он смотрит на кресло Майка. — Точно. Так и сделаю.
Мне становится резко неприятно — первая хорошо выраженная эмоция, которую я испытываю за долгое время. И снова ощущаю стыд, но мне безумно страшно представить мою спальню без Майка.
— Сейчас же скажу им об этом, — отрывисто добавляет Уилл, поднимаясь.
Вижу, что он не отступится. Он уже снимает куртку, и я снова паникую. Страх — резкий, захлестывающий, противный.
— Нет.
Уилл останавливается и вскидывает голову. В глазах недоумение.
— Это кресло Майка. — Голос надтреснутый, сдавленный, словно не мой. Пытаюсь вспомнить, как звучал мой — и не могу.
Он снова в смятении оглядывается и пытается меня вразумить:
— Ему больше не надо быть здесь. Теперь буду я.
Я его почти ненавижу.
— Это я должен быть рядом с тобой, Алекс, — настойчиво повторяет он.
— Пожалуйста, Уилл, — Моя паника слишком явная, но у меня нет сил на то, чтобы попытаться ее скрыть. Сделать так, чтобы это звучало менее болезненно.
Мой голос дрожит, и он это замечает.
— Ты просто больна, — предпринимает он последнюю попытку. — Ты больна и поэтому так говоришь. Ты не можешь сейчас решать, что для тебя лучше…
— Нет. Я знаю, что для меня лучше. Мне нужен Майк. Майк. Не ты. Пожалуйста, уходи.
Слова звенят в комнате. Уилл замирает.
Мы смотрим друг на друга. Ситуация ужасна. Момент спасает хлопающая дверь.
Майк стремительно заходит и замирает на пороге. Его глаза охватывают Уилла.
Все чувствуют неловкость, но я смотрю в такие знакомые теплые карие глаза и вижу, как угасает в них искра.
— Прошу прощения, — Майк разворачивается, чтобы выйти. — Надо было постучать.
— Зачем? — От тона Уилла у меня ноет внутри. — Это же твое место.
Он накидывает куртку и выходит из комнаты. Так быстро, что я не успеваю ничего сказать.
Майк с легким недоумением смотрит ему вслед. Затем подходит к постели и опускается рядом.
— Что случилось? Все в порядке?
— Уже да. — Несмотря ни на что, паника уходит, а с ней — и все мысли, от которых мне неуютно. Я чувствую облегчение, когда прижимаюсь к его плечу.
Проходит несколько секунд, но Майк вдруг отстраняется. Я чувствую, что он чем-то раздражен. Я заметила это на его лице, когда он только зашел в комнату, но теперь ощущаю более отчетливо.
Он смотрит на меня с прищуром, от которого я начинаю ерзать. Что-то не так.
— Ты ничего не хочешь мне сказать, Алекс? — с расстановкой спрашивает он.
Я не понимаю, о чем он, и мотаю головой. Мне хочется, чтобы он снова меня обнял. Обычно его не надо просить дважды.
Но в этот раз Майк не торопится.
— А как насчет этого?
Я смотрю на то, что зажато между его длинным указательным и большим пальцами — и бледнею. Пустой пузырек от пилюль.
— Я нашел его под твоей подушкой, — голос Майка отстраненный и холодный. — Как ты это объяснишь?
Мои мысли мечутся, словно бешеная птица, заключенная в тесную клетку. Он знает, что это не мое лекарство, ведь сам дает мне таблетки. Память как черное пятно, но я понимаю, что в глубине знаю ответ. Наверное, окончательно утратив самоконтроль, я сама не заметила, как прикончила пузырек, а потом не знала, что делать с пустым флаконом. Вот и притащила его сюда.
— Это из запасов этой неврастенички. — Он не спрашивает, а утверждает. Захватывает пальцами мой подбородок и заставляет посмотреть на себя. — Как ты до них добралась?
В глубине его серо-голубых глаз ярость.
Пытаюсь что-то сказать, но затуманенность в голове мешает мне быстро соображать.
— Черт, — он встает и запускает руку в блестящие белокурые волосы. — Как я тебя упустил?..
Такое чувство, что он больше всего злится на себя.
— Извини, — говорю я. Пытаться оправдаться в этой ситуации кажется мне небезопасным.
Майк смотрит на меня каким-то странным взглядом. В нем много горечи. А еще его что-то сильно терзает.
Какое-то время он молчит, подмяв губу. Но вот на его лице прежняя непроницаемость.
— Она ничего не заметила, и я ничего не скажу, чтобы эта сумасшедшая не закатила скандал. Но позабочусь, чтобы она их убрала, слышишь? Не вздумай снова туда полезть — там ты их больше не найдешь.
Я киваю, но скользкий ужас наполняет каждую клеточку. Что я буду делать, когда ночные кошмары вернутся?
Изменчивая память снова занята желанием организма выжить, приспособиться. И, унесенная дуновением беспокойного ветерка в сторону этих мыслей, я забываю о потухших, будто мертвых глазах Уилла.
Майк сдержал свое слово. Он сказал матери, что отцу не понравится, если он увидит ее таблетки, и этого оказалось достаточно. Впрочем, Майк всегда знал в ее случае, за какую струнку задеть. И хоть тому на самом деле было глубоко наплевать, чем она себя развлекает, лишь бы не мешала ему проводить вечера с бутылкой, тетя перенесла драгоценную коллекцию в спальню Марджи на первом этаже и заперла их там в ящике, благоразумно полагая, что дядя туда точно не подастся. Увы, и я тоже. К тому же Майк усилил контроль и теперь запирал комнату на ночь.