На суше и на море - 1961

И все же дорога — благо. Едет навстречу таджик, поет, глядя на небо, а Сергей переводит с грехом пополам его слова: «Лишь утром собрался я в путь, а уже дом скоро. Крепки ноги моего ишака, редко приходится помогать ему в пути. Дорога ведет куда мне надо. Это хорошая дорога».

УЩЕЛЬЕ САРЫМАТА И ПЕРЕВАЛ ТАВАСАНГ

В ущелье Сарымата из вертикального склона прямо на тропу открываются черные дыры — штреки древних выработок. С подобными местами связывают обычно легенды о драконах. Мы же, войдя в пещеру, имеем дело с прозаичными гадюками, вполне безопасными, после того, впрочем, как снесешь им головы ледорубом.

Мы жжем одну за другой спички. Затем злой участи подвергается предисловие к Гейне. Жестокая любознательность делает нас варварами. Коридор за коридором, на головы нам сыплется невидимый песок, мы спотыкаемся о полусгнившие крепления. В местах слияния коридоров наши огромные колеблющиеся тени блуждают по стенам сводчатых залов, и мы переговариваемся шепотом. Пытаемся расковырять заложенные камнями боковые проходы. Но ледорубы трещат, а камни не поддаются.

Наконец тупик, еще хранящий следы последних ударов кирки. Мы разочарованно возвращаемся к свету.

Судя по форме штреков, выработкам не менее пятисот лет.

Позднее, высоко на склоне, мы видели еще один рудник — европейские домики, груды вываленной серебристо-серой породы, содержащей сурьму. Пока этот вполне современный уголок соединен с внешним миром крутой тропкой, по которой впору взбираться лишь скалолазам. Одно время здесь бережно сводили ишаков, груженных рудой, — перевозка, которую может оправдать лишь добыча самородного золота или алмазов. Вскоре здесь ляжет асфальт.

Это — тоже история, но уже обращенная в будущее.

Нужны дороги. На ишаке можно проехать в соседний кишлак к родственникам, руду и уголь на нем не вывезешь. Дороги приучили рынок к дешевизне. Ждут деятельных человеческих рук залежи минералов, серы, огнеупоров, лёссовидных суглинков, мрамора и строительного камня.

У подножия обветренного пика Мунара, в верховьях Сарымата, разведаны месторождения каменного угля. Сейчас там пасется отара овец. Но мне кажется, что старый пик настороженно прислушивается к далеким взрывам, доносящимся из-за перевала Тавасанг. Оттуда идет дорога, настоящая, с покрытием.

Мы сворачиваем на перевал.

КИШЛАК МАРГУЗОР

Я пролетал над Маргузором в детстве на ковре-самолете. Стояла такая же тишина. Дрожали в знойном воздухе очертания гор. Дремало внизу в садах селение. В голубом сферическом озере медленно плавилось солнце. Когда по воде пробегал ветерок, возникали такие же синие тени, точно озеро отгоняло от себя сны. Очарованная страна, где природа и человек зевают в лицо друг другу!

На берегу озера мы нашли распечатанную бутылку. Возле нее валялся джинн. Он ничуть не удивился, когда мы растолкали его.

— А, геологи… — обрадовался он. — Купите ишака.

Мы объяснили, что мы не геологи и ишак нам не нужен.

— Так чего же вы голову морочите? — обиделся джинн и повалился снова на траву.

— Пустой человек, — сказали о нем колхозники. — Надо про него в районную газету написать.

Сказочный Восток мерк перед моими глазами. Упоминание о газете подействовало еще более ошеломляюще, чем джинн с его бутылкой. Тогда я оставил в покое ковер-самолет и огляделся пристальнее по сторонам.

Всего озер семь. Они располагаются цепочкой по течению реки Шинг и носят достаточно выразительные названия, чтобы их можно было не описывать: Хозор-Чашма — «Тысяча источников», Маргузор — «Переправа», Хурдак — «Маленькое», Нафин — «Пупок», то есть средина, Гушор — «Приятное место», Соя — «Тень» и самое нижнее Нежигон — «Недоступное».

Верхнее озеро Хозор-Чашма отделено от следующего — Маргузора — мореной, похожей на гигантскую железнодорожную насыпь, сквозь которую брызжет множество ключей. Словно пожарный шланг попытались прикрыть ладонью.

Повсюду на склонах гор лепятся посевы. Они желтые с зеленой оторочкой по краям, как праздничная скатерть — достархан. Вспахать, засеять и собрать урожай с такого поля нелегко: трактор не удержится на этой крутизне. Отгонные пастбища далеко — за перевалами. Плодовые посадки требуют орошения. Но и поля, и скот, и сады вместе обеспечивают безбедную жизнь немногочисленному населению Маргузора. В сладостные времена халифов, дэвов и странствующих дервишей здесь умирали от голода. Грамотных не было ни одного. Теперь в кишлаке школа. Там обычные ученические парты.

Я не склонен умиляться заурядными нормами жизни. Я просто помню, что кишлак лежит в горной чаше между двумя перевалами, каждый из которых выше трех с половиной тысяч метров. Зимой добраться сюда можно лишь на чудо-ковре; самолету приземлиться негде.

Почти изолированные от мира жители Маргузора сохранили внешний тип, отличный от таджикского. Вьющаяся бородка, окаймляющая лицо, полные семитские губы и миндалевидные глаза делают их похожими на багдадских купцов или на иудеев с картины Иванова «Явление Христа народу».