Так что название «маленькая» к ней совсем не подходит. И применяется, очевидно, только потому, что в Японии большая плотность населения. Ведь равнинных земель там всего двадцать процентов, а живет на этих землях восемьдесят процентов населения…
Под самолетом огни ночного Токио. Бесконечное море огней. Больших и маленьких, ярких и тусклых, белых, желтых, разноцветных. По этим огням в синем мраке ночи угадывается огромный город, границ которого не видно даже с такой высоты!
Самолет снижается. Огни быстро растут и делаются необычайно яркими.
Вот они уже проносятся близ иллюминаторов и, кажется, готовы ворваться в салон самолета…
Наконец огненный вихрь замирает. Самолет приземляется, и я ступаю на японскую землю. И тут же возникает вопрос: как-то встретят меня японцы?
Должны бы встретить хорошо, потому что я и мои спутники, специалисты железнодорожного транспорта, приехали в Японию по приглашению. Но могут же найтись и любители испортить не только встречу, но и все наше пребывание в этой стране.
На память приходят тридцатые годы, когда газеты и радио приносили одно за другим сообщения о массовых арестах рабочих, зверских расправах с коммунистами, о военных путчах и непрерывных сменах правительства. Тогда японские монополисты рвались к власти и устанавливали милитаристскую диктатуру. Они умело использовали самурайские традиции для воспитания солдат и создавали армию, слепую и покорную, готовую на все во имя императора и каких-то «высших идей».
Милитаризм тогда победил, и Япония стала самой агрессивной страной, рвущейся к сырью и рынкам, жаждущей мирового господства. Япония вторглась в Монголию, Китай и совсем недвусмысленно простерла свои лапы к нашим землям. Разыгрались памятные события у озера Хасан и реки Халхин-Гол.
…А в сороковых годах японская военщина развязала войну в районе Тихого океана и сто тридцать миллионов жителей Филиппин, Сиама, Бирмы, Индонезии превратила в своих рабов.
…Но наступила развязка. И народу пришлось расплачиваться за необузданную алчность милитаристов. «Великая империя» лишилась самостоятельности, потеряна армия, разорена промышленность, погублены миллионы человеческих жизней…
Все это было.
Но с тех пор прошло двадцать лет. И нужно думать, что за это время в Японии произошли большие изменения.
Так ли это — я скоро увижу.
…К самолету спешат работники посольства и большая группа японцев — сотрудников «Ассоциации содействия развитию международной торговли». Это уже хорошее предзнаменование. Ни субботний вечер, ни поздний час не остановили японцев от встречи. Знакомимся и, как всегда бывает при первом знакомстве, незаметно приглядываемся друг к другу…
Японцы держатся очень просто. Вместе с тем они очень любезны, внимательны и предупредительны. Все это производит на нас приятное впечатление.
Контакт устанавливается очень быстро, и разговор принимает оживленный характер. Я уже здесь, в аэропорту, узнаю, что нам предстоит путешествие по стране. Мы посетим Осаку, Киото, Нагою, Кобе, Хиросиму… Очевидно, увидим много интересного. Конечно, я очень доволен и считаю, что лучшей встречи трудно было и ожидать…
Но вот проходят пятнадцать, двадцать минут. Полчаса. Возбуждение от первой встречи исчезает. Жизнь входит в спокойное русло. Даже в прозаическое русло, свойственное скучным пограничным процедурам.
Японцы, разговаривая с нами, почему-то продолжают улыбаться. И меня это несколько озадачивает. Мы привыкли видеть улыбки на лицах тех людей, которым весело и радостно, у которых хорошее настроение. Улыбка, по нашим понятиям, — это символ счастья и веселья.