Ледоколы подходят под вечер. «Ленинград» — красивое судно финской постройки, похож на «Ленина», только поменьше. «Красин» — толстобокий, с двумя высоченными трубами — легендарный корабль. Он чуть моложе «Ермака», года на два. Когда-то назывался «Святогором»; в 1928 году «Красин» снял со льда потерпевших аварию участников экспедиции Нобиле. А около тридцати лет назад «Красин» провел в Тикси караван транспортных судов, доставивших груз. Вот тогда и было доказано, что обычные морские транспорты могут идти во льдах в сопровождении ледокола. Что ж, теперь он должен отвести в Тикси караван речных судов, и это уже стало обычным делом. Экспедиция Наянова уже в который раз проделывает этот смелый эксперимент.
Караван перестраивается. «Ленин» уходит вперед. Он будет производить разведку и прокладывать канал. За ним пойдет «Ленинград». За «Ленинградом» — «Красин», а наши «Смоленск», «Дивногорск» и 120-й танкер — на буксире у «Красина». Дальше «Капитан Афанасьев» с аварийным 122-м танкером и СЧС на буксире. И, наконец, «Бравый» с одесской самоходкой на буксире. В общем, мы — за «Красиным».
Обстановка тяжелая — лед плотный. Идем еле-еле.
Ребята послали меня на «Красин» к старпому. Мы пришвартовались вплотную к ледоколу, так что лазить туда легко. На «Красине» меня встретили хорошо, отыскали механика, устроили для нас киносеанс. Смотрели «Девять дней одного года».
Идти становится все труднее. Скорость упала до двух миль — пешком быстрее. Со 122-го танкера сообщили, что там от ударов льда погнулись рулевые тяги — теперь самостоятельно двигаться они не смогут. Идем с большой осторожностью.
Я заступил на вахту в четыре часа утра. Льды мощные, старые, грязные. «Красин» словно стоит на месте, вздрагивает, и по бокам его из труб охлаждения льется вода. Льды смыкаются и за «Лениным», и за «Ленинградом», и за «Красиным», нещадно лупят наши самоходки. Вот это и есть десятибалльный. Каждую минуту можно ждать беды.
Капитан то и дело посылает меня в трюм: «Проверьте водотечность!»
В нашем обширном трюме гул и грохот. Точно кто-то бьет в дно корыта, и оно с шумом прогибается. Воды нет, пока сухо. Держит самоходочка. Пробираюсь обратно к люку. Вдруг с отчаянным скрежетом льды сжимают корпус. Какое-то учрежденческое словечко лезет в голову — «затирают».
Утром «Ленин» и «Ленинград» уходят на запад. У них много работы. Атомоход за эту навигацию уже больше полусотни судов провел, и ему еще, кажется, идти на СП-10.
Вахту стоим теперь по двое — проверяем состояние судна. Снова и снова лезем с Максимкой в трюм, стучим по железным бокам самоходки, ищем течь. Самоходка пока молодцом, даром что неказистая.
Ночью мы наконец вышли на чистую воду. Все. Проскочили льды.
Я как раз стоял на руле, когда кончился лед. Чистая вода… Идем к Оленекской протоке — самому западному рукаву Лены. Оленекской наши впервые провели суда еще несколько лет назад. Там пойдем и в этом году. В пять часов утра перевели стрелки часов еще на час вперед. Мне повезло: вахта сократилась на час. А в Москве сейчас полночь. Там еще многие и не ложились спать. Ох, и далеко же Москва!
Мы гуляем по Тикси. Ленские суда пришли на Лену, ледовая проводка для них окончилась. Здорово все же: речные суда прошли через десятибалльный лед. Значит, не зря корпели над картами в штабе проводки, не зря летали самолеты и мощные ледоколы ломали перемычки.
Мы ходим по Тикси с Маркиным.
— Зайдем в райком, — говорит он, — тут у меня приятель якут — товарищ Тен.
Тен худенький, в аккуратном синем пиджачке с пединститутским значком.
— А, Маркин, старый друг, — говорит он. — Что пригнал?
— Что пригнал? — повторяет гость Тена, приземистый, смуглый, рябой мужчина в синем флотском кителе. — Что пригнал, Маркин?
Это старый ленский капитан Николай Александрович Дьячков.
— Ну-ка опиши им «Смоленск», — говорит мне Маркин.
Я рассказываю.
— Ай, хорошо, — говорит Дьячков, — то, что нужно.
Приятно, что мы им привели то, что нужно.
Тен разворачивает карту:
— Я ведь теперь отдел строительства, знаешь? Смотри, какое строительство в Якутии: тут, тут, тут. И тут… Ой, выручил, друг Маркин.
— Мы-то вас всегда выручаем, — говорит Маркин. — Не то, что вы.
— А что мы? Что мы? — горячится Тен.
— Что мы, что мы… У нас успешная проводка, а у вас в Тикси — сухой закон…
Все смеются.
Я смотрю в окно. Сопки серовато-белые, уже заснеженные. Слева в затоне — рыжее болото бревен, а прямо, в бухте, — на серой глади наши суда. Ох, и далеко отсюда Москва.
— Далеко? — говорит Федор Васильевич Наянов, — ничуть не далеко. Проводку кончили. Если в Ленском пароходстве работать не хочешь, лети в Москву, завтра, послезавтра и лети…
Заметив, как меняется выражение моего лица, Наянов смеется:
— Ну понял, понял. На первый раз полгода в плавании хватит. Можешь сегодня лететь.
Все видит — недаром он «папа»…
Аэровокзал в Тикси захудалый. Зато на поле роскошь: огромные ИЛ-18, с синенькими значками — аэрофлотские, с красными — полярной авиации.