— Умный — это верно… Не чересчур ли?.. — в словах Леонова чувствовалась легкая досада.
…В железной печурке потрескивают дрова. В палатке дымно. От мокрой одежды валит пар. Под потолком растекается голубоватый табачный дымок. Отодвинув на край стола жестяную банку со свечой, Леонов намечает на карте новые маршруты.
— Мы обследовали падь Лапсона, но золота там нет… Так… Теперь надо спуститься в лощину Хунды-Гола. Петр Иванович, пойдете туда с Анатолием. Я же возьму с собой Базырова, мы исследуем юго-западное нагорье. Думаю, что за пять дней управимся. Гордеев за это время подготовит лошадей к спуску с перевала. Если найдете что-нибудь интересное, сигнализируйте ракетой…
К ночи Леонов и Базыров добрались до намеченного места поисков. У небольшого ручья разожгли костер. После ужина геологи срубили два толстых сухих кедра и, сложив их друг на друга, устроили нодью. Такой костер горел медленно и давал много тепла. Накрыв головы фуфайками, легли на мох и ветки и подставили спины к нодье. Пахло грибами, вянущими цветами, прелыми листьями.
Раздумывая о своей судьбе, о прошлом и будущем, Степан долго не мог заснуть. Он думал о тех временах, когда кочевые племена сойотов-оленеводов ушли на север этого угрюмого угла с его холодными скалами. Только бедный бурят и беглый русский в течение столетий с железным упорством продвигались в глубь Восточных Саян. «Сколько вложено труда, сколько пролито пота, крови и слез, чтобы оживить эту ледяную и мертвую землю», — думал Степан. Перед глазами проплыли страшные перевалы Шумака, Оспин-Дабана, Мунку-Сардыка, где Леонов видел скелеты людей.
Из-за леса выполз серп месяца. Ночь была тихая. Косуля, беззаботно щипавшая траву, вдруг настороженно подняла мордочку. Чуткий слух явственно различил приближающийся треск. На опушку вышел кабан-секач. Косуля мелькнула светлым пятном, исчезла в кустах. Кабан остановился, понюхал воздух, подозрительно фыркнул и потрусил вслед за косулей.
Утро застало геологов в пути. Золотистые лучи солнца играли в капельках росы, застывших светлыми бусинками на кружевных листьях папоротника. Чистые, словно умытые, стояли кряжистые кедры с пышными, раскидистыми кронами. Скоро пейзаж сменился. Кругом топорщились кусты смородины, малины, бузины с пожелтевшими листьями. Незабудки, огоньки и ветреницы тянулись к солнцу.
Леонов решил подняться на самую вершину Шумака. Из-под ног то и дело с шумом взлетали стаи куропаток. Птицы уже оделись в белое и были очень заметны. Разведчики пополнили ими свои скудные припасы.
К середине дня достигли вершины водораздела. Грандиозная панорама открылась перед ними. Наконец-то сбылась давняя мечта Леонова: он видит под собой Шумак во всей его суровой красоте. Необозримая горная страна, затянутая голубоватой дымкой, усеянная лысинами обнаженных пород.
Опираясь на винтовку, Степан Васильевич долго всматривался в знакомые горные хребты. Синей полосой внизу извивается Шумак. Тридцать четыре года назад у этой реки произошла кровавая драма. Но где, в какой складке, в каком месте лежит то золото, из-за которого пролилась кровь?
Леонов сел на камень, достал бинокль. Внизу расстилались альпийские луга. Цветы и травы на этих лугах никогда не вянут, не знают осени. Их внезапно накрывает глубокий снег. Там паслось стадо животных ростом с телят, но покрытых густой, длинной шерстью, свисающей почти до земли. Мускулистый горб, лошадиный хвост, мохнатая морда придавали животным фантастический и свирепый вид. Но это были всего лишь тибетские яки, которых здесь называют сарлыками. Более рослые хайныки — помесь сарлыков с коровами. Неприхотливые и выносливые, они спят прямо на снегу, выходят победителями в единоборстве с волками. В бинокль Степан увидел медведя, который что-то искал на болотистом берегу небольшого озера, а недалеко ленивой походкой к водопою шел марал.
Изыскатели направились к самому истоку реки. Вороша память, Леонов думает о том, что Новиков, несомненно, знал короткую, хотя, возможно, и опасную, тропу. Но где ее найти?
Когда спустились в распадок, заросший пихтой и елью, наступил уже полдень. Вдруг Дружок, бежавший впереди, как-то необычно залаял. Что привлекло его внимание? Степан чуть не бегом поспешил на лай.
На противоположном берегу реки в узком распадке он увидел горбатую избушку, раздавленную кедром, рухнувшим со скалы. Да ведь это оно, то самое зимовье, что когда-то срубил Дмитрий Демин — беглый каторжник. Здесь больше года гостевали Степан со старым дедом. Перед ним мгновенно возникли образы профессора Львова и проводника Краснова, пришедших сюда в холодную грозовую ночь…
Несмотря на усталость, Леонов в эту ночь спал тревожно. Во сне ему грезилось золото, мерещились чьи-то шаги, треск ломающихся сучьев. Весь в поту, он просыпался, подолгу вслушивался в лесные шорохи. Вот где-то далеко гукнул филин, тявкнула лисица… Хоть бы скорее день.