На суше и на море - 1966

Впрочем, расскажу по порядку. Прежде всего, как я попал в Чехословакию? Многие, конечно, знают о новом соглашении, согласно которому всякий смертный может теперь погостить в Чехословакии, если его туда пригласят родные, друзья или знакомые. Вот нас с женой и пригласили ее, а стало быть, и мои родственники. Что же касается фантастического маршрута, похожего на схему движения молекулы, то он впервые наметился еще в начале лета в Угличе, этом старинном русском городке на Волге. Так вот, в Угличе июньским вечером неподалеку от того места, где, по преданию, был убит царевич Димитрий, я встретил двух бородатых людей. Так как угличане уже давно не носят бород, я сразу понял, что это приезжие, да к тому же еще, наверное, и художники. И я не ошибся. Один из бородачей оказался известным чешским графиком Михаилом Ромбергом, которого — я сразу это понял — послала мне судьба. И после того как Ромберг терпеливо и вежливо ответил на вопросы местного населения о возможности закупки запасных частей к чешскому мотоциклу «Ява», он так же терпеливо и даже с энтузиазмом разъяснил мне, какие города Чехословакии следует посетить в первую очередь. Он все называл и называл всякие звучные имена, а я записывал, совершенно завороженный этой географической музыкой: Ружомберок, Кежмарок, Йиндржихув-Градец, Чески Крумлов, Глубока, Тельч, Левоча, Табор, Братислава, Нитра… Впоследствии я дополнил этот список названиями, почерпнутыми из книг и разговоров или просто списанными с карты в топонимическом экстазе.

И вот, когда я вытащил этот список в Праге на семейном совете, мой родственник Иржи, очень серьезный молодой экономист и один из крупнейших в Чехословакии специалистов в области ценообразования, взял в руки карандаш, обложился справочниками и за полчаса без помощи счетно-электронных машин вывел сумму, ужаснувшую домочадцев.

— Вот, — сказал он, — это по самым скромным подсчетам…

А мы дошли еще только до половины моего списка.

— Кроме того, — сказала Нина, моя свояченица, — необходимо заранее заказать гостиницу в каждом городе, а может, и билеты…

«Прага — перла мнест»

В общем перспективы открывались самые мрачные, а мной уже овладело неудержимое желание уехать из Праги и побродить по стране. Нет, дело вовсе не в том, что мне не нравилась столица Чехословакии. Прага прекрасна. Это город пленительный, неправдоподобно красивый, музейно удивительный и в то же время по-человечески обжитой, очень трудовой, какой-то и прозаический и экзотичный в повседневном быту. Впрочем, что я могу добавить к тому, что уже было написано о Праге в тысячах книг и статей, к тому, о чем возвещает рекламный плакат «Чедока»: «Прага — перла мнест» (жемчужина городов); о чем заявлял Иоганн Вольфганг Гёте: «Прага — драгоценный бриллиант в каменной короне страны»; о чем с восторгом писал Гектор Берлиоз: «Как пленительны бесконечные ряды храмов, дворцов, зубчатых стен, башен, колоколен, аркад, просторных дворов и остроконечных крыш!»; о чем великий насмешник Джером К. Джером говорил с величайшей серьезностью, теряя всякое чувство юмора: «Прага — один из интереснейших городов в Европе. Ее камни пропитаны историей и поэзией…»? А раз добавить нечего, то перейдем непосредственно к тому дню, когда решилась судьба нашего путешествия.

День «великого перелома»

Итак, мне хотелось покинуть Прагу, потому что мы уже пробыли в ней несколько дней и потому что мне всегда думалось, что столица — это еще не вся страна, а посмотреть хотелось страну. Но решиться мы с женой ни на что не могли: ни на сокращение маршрута, ни на поездку к прославленным водам. В подобном смятенном состоянии вышел я однажды утром побродить по Праге и долго кружил по узким средневековым улочкам Старого города, разглядывая на фронтонах старинные гербы врачей, ювелиров, музыкантов и рыцарей, заглядывая в прохладную полутьму винарен и пивных, тщетно разыскивая дом Кафки на Кожной и гостиницу, где останавливались Петр I и Бетховен. Потом вдруг совсем неожиданно вышел я на Староместскую. Сияло солнце. Обычная толпа туристов стояла перед часами «Орлой», дожидаясь, когда начнется забавное и наивное представление, предшествующее и сопутствующее бою, — когда зашевелится смерть с косой, появятся в окошке Христос и апостолы — в общем, придет в движение «средневековый трактат о вечности». И тут в толпе туристов я увидел группу крестьянок — невысоких, коренастых, в широких, крутобоких национальных юбках, вышитых цветастых кофтах и платочках. Они смотрели на часы, а я смотрел на них и даже сфотографировал всю их группу. Тут они заметили меня и оживились. Одна из них решила, что я фотограф, и протянула мне смятую бумажку в десять крон. Я стал объяснять по-русски, что я тоже турист. И тут они поняли, что я русский. Боже, что тут началось! Они по очереди жали мне руки, хлопали по спине, что-то говорили наперебой, что-то почти понятное, почти русское и почти украинское. А одна пожилая крестьянка сказала:

— Русские — то ж наши браты…

Могила на Лоретанской площади