Эта встреча почему-то очень меня подбодрила. Экономические расчеты и страхи перед незнакомой дорогой больше не удручали меня. Я знал теперь, куда я подамся на худой конец: адреса тетушки Марии Билой из-под Нитры и другой Марии из-под Голанты лежали у меня в кармане, и я трогал их время от времени, продолжая кружить по улицам Праги. Миновав умилительный Новый Свет, я вышел на Лоретанскую площадь и здесь, в старинной капелле, вдруг увидел знакомое лицо под прядью седых волос. Это была гид здешнего «Интуриста» — «Чедока». Мне уже пришлось однажды слышать ее объяснения в древнем еврейском гетто, и теперь я, конечно, поспешил к группе русских туристов, которым она рассказывала о колоколах Лоретты:
— Через три минуты вы услышите их изумительный перезвон. С ним связано немало легенд, легенд всех времен. Говорят, что после этой войны смертельно раненный русский солдат Беляков лежал вон там, в швейковском госпитале, днем и ночью слушая нежный перезвон лоретанских колоколов. Умирая, он попросил похоронить его где-нибудь поблизости, куда доносился бы этот звон. Теперь он лежит здесь, на площади. На камне написана только фамилия солдата — Беляков. Но ведь этого достаточно. Все и так знают, зачем Беляков пришел в Прагу…
Стало совсем тихо. Потом зазвонили колокола Лоретты, нежно, переливчато. Я дослушал эхо последнего удара и стал знакомиться с земляками. Они были из Белоруссии и путешествовали по Чехословакии на собственных «Волгах». Наутро им предстояло двинуться в обратный путь, к нашей границе. Они сказали, что мест у них много и что они охотно возьмут с собой и мою жену, и меня. Количество неразрешенных проблем резко сократилось, лед тронулся. На следующее утро мы выехали из Праги на восток.
Мы мчались к городу Брно. Нас с женой взяли к себе в машину доктор Дразнин из Минска и его жена Роза Григорьевна. Это были люди интеллигентные, веселые и бесконечно добрые. И все у нас в машине: и разговоры, и песни — было знакомым, своим. «Волга», точно островок России, мчалась по чешскому шоссе. А за окном мелькали удивительные города и села. Здесь были прекрасные улицы и площади с готическими, ренессансными и барочными домами, памятниками и обелисками; здесь были уютные, чистые и гордые деревни, отличавшиеся от городов, пожалуй, только размерами да количеством костелов. Мы летели мимо расчерченных посевами полей, кудрявых холмов, мимо то подступавших к шоссе, то отходивших в синюю даль гор. Но что особенно поразило меня, так это леса. Я знал, что Чехословакия — страна с высокоразвитой промышленностью, с высокой плотностью населения, большим количеством городов, и думал, что леса там вырубили еще столетия назад. А они густо зеленели по обочинам шоссе. Сразу за чертой города или заводским забором начинались красивые сосновые боры, небольшие кудрявые рощицы, купы старых деревьев возникали неожиданно посреди поля; в гуще посевов и на холмах стояли отдельные могучие деревья, охраняемые, точно памятники архитектуры, табличкой «статни стром» — государственное дерево.
Итак, мы мчались вперед, страна пролетала мимо, и меня все больше охватывало беспокойство: я еще не свел в дороге дружбу ни с одним чехом, не исходил пешком ни одного города, не ночевал ни в одной деревне.
Первая стоянка у нас была в Брно. Брно — огромный промышленный город, второй по размеру в Чехословакии, центр международной ярмарки. И то, что в отеле «Слован» не оказалось мест, меня не удивило. Но наш шофер профессор Дразнин разложил сиденья в «Волге», вручил нам ключи от машины и выбрал для ночлега уютный уголок в самом центре города. Вечером мы бродили по залитой огнями главной улице от «Слована» до вокзала; жены, по французскому выражению, «лизали витрины», мы глазели по сторонам. Утром я встретил на площади, неподалеку от старой ратуши, сразу три группы советских туристов, приехавших в Чехословакию на своих машинах и автобусах. С одной из групп я попал в здание бывшего моравского парламента, в роскошный зал, где теперь жители Брно сочетаются браком. Румяный седой гид бойко рассказывал, время от времени пересыпая речь всемирно известными анекдотами:
— В подобных залах при национальных комитетах в торжественной обстановке происходит бракосочетание. Так же торжественно обставляют и запись новорожденного. А вон в той комнатке жених ждет конца своего счастья. Браков у нас заключается в год примерно семь, а разводов один на тысячу жителей. Разводов у нас меньше, чем у вас, в Союзе, примерно… на две сотых процента. Развод стоит всего четыреста крон…