На суше и на море. 1967-68. Выпуск 08

Дамка и Стрелка, собаки Иннокентия, тоже были мастера своего дела. Неутомимо, целыми днями они шныряли по тайге вокруг каравана, и ни один сохатый в радиусе пятнадцати километров не мог чувствовать себя спокойным.

Наш караван медленно продвигался на север. Старик был недоволен, и порой слышалось его ворчание:

— Зачем туда ходи? Шибко худой место. Надо Хоикта кочевать. Там сохатый мно-о-го, олени корм-у-у мно-о-го.

Я делал вид, что не замечаю его недовольства.

Хукочар, сидя на своем учаге, все время крутил головой, прислушиваясь к голосам тайги. Услышав вдалеке напряженный собачий лай, похожий на звук туго натянутой струны, он резво соскочил с учага и привязал его к ближайшей лесине. Так как все двадцать девять оленей нашего каравана были уже загружены сушеным мясом, я не выдержал:

— Иннокентий, нам некуда больше грузить мясо. Зачем зря убивать зверя?

— Собаки держи сохатый, если к ним не ходи, они долго будут держи зверя. Однако совсем собак порти можно, — ответил он и, поправив карабин, исчез, словно растворился среди деревьев, оставив мне слабую надежду, что, может быть, собаки держат матку с телятами.

Прозвучавший спустя два часа выстрел рассеял в прах эти надежды. Вскоре Иннокентий появился возле каравана. Лицо его сияло каждой морщиной. Собаки тяжело дышали, вывалив языки, и блаженно виляли хвостами. Морды их были в крови.

— Хороший бык, бойе, молодая, жирная, сала во, — он сунул мне под нос широкую ладонь. — Поехали туда, — он махнул рукой и стал отвязывать учага.

Я уныло зашагал за ним. Опять пропали два дня, которые уйдут на сушку мяса. Опять мы тащимся куда-то в сторону от нашего хода. Все попытки объяснить Хукочару важность моей работы не приносили успеха. Мы не понимали друг друга.

— Зачем карта, я тебя любое место сведу, скажи, куда? — отвечал он на все мои доводы и неизменно добавлял: — Давай лучше сохатить будем.

— Да пойми ты наконец, здесь будут ходить геологи — им нужна карта. Когда-нибудь здесь будут строить большие города — строителям тоже нужна карта, которую мы делаем.

Он молча выслушивал меня, попыхивая своей прокуренной трубкой, и недоверчиво покачивал головой. По глазам его было видно, что он сильно сомневается в моих словах.

Иннокентий подвел к костру молодого рогача. Олень упирался, недовольно крутил головой.

Я отложил в сторону тетрадь, куда заносил дневные наблюдения, и подошел к ним. Я не упускал случая погладить растущие оленьи рога. Они еще малы, торчат всего на десяток сантиметров и только начинают ветвиться, выпуская отростки, по которым можно будет определять возраст оленя. Рога мягкие и покрыты нежным темно-коричневым пушком. Дотронешься до них — и ощущается их приятное живое тепло, чувствуется, как слабенькими толчками в них пульсирует кровь. Когда их тронешь, оленю неприятно и больно. Он осторожно тянет голову, стараясь освободиться.

Иннокентий достал кусок ремня и туго перетянул один из отростков. Потом вытащил нож и быстрым движением надрезал кожу рога. Олень переступил ногами, и на его больших печальных глазах выступили слезы.

Сделав надрез, Иннокентий отломил отросток. Тоненько брызнула кровь. Замазав пеплом кровоточащий рог, Иннокентий отпустил оленя, и тот стремглав умчался в чащу, стараясь не задеть рогами за дерево.

Иннокентий насадил отросток на палку и сунул в огонь. Поджарив его, он ножом соскоблил опаленный пушок, содрал с рога шкурку и начал ее есть.

— Кушай, бойе, сильный будешь, — предложил он мне кусочек…

В этот вечер, сидя у костра и поворачивая над углями куски грудинки, нанизанные на шампур, я решился окончательно.

— Иннокентий, — обратился я к Хукочару. — Если идти в этом направлении один день или чуть дольше, куда мы придем? — я показал ему на северо-восток.

Он глянул в ту сторону, подумал и ответил:

— Большой озеро там.

— Как оно называется? — Я вытащил из полевой сумки аэроснимки и разложил их перед собой.

— Озеро Моро, бойе. Большой озеро. Однако полдня надо кругом ходи. Олень с грузом не ходи — болото. Одна сторона гора, камень много, речка под камень бежи — нашу речку падай.

Все было правильно. По снимкам было видно, что вся северная сторона озера, начиная с северо-запада, низкая, с чахлым, угнетенным лесом. Лишь на юге к озеру подходили отроги хребта, обрамленные каменистыми россыпями. Между двумя отрогами из озера вытекала речушка. Где-то в полсотне километров южнее она сливалась с ручьем, в верховьях которого мы стояли.

— Иннокентий, ты хорошо знаешь дорогу на озеро Моро? — осторожно спросил я его.

Он молча кивнул мне в ответ, считая недостойным отвечать на столь глупый вопрос, выпустил из трубки клуб дыма и повернул шашлыки к огню другим боком.

— Бойе, — решился я. — Мы с Петром завтра утром уйдем на север, в горы. Там в каменистых россыпях с оленями трудно. Мы пойдем одни, налегке. Через две недели мы придем на озеро Моро. Ты должен там нас ждать. Хорошо?

— Аякакун^[10], бойе.

— Не забудь. Две недели, — для убедительности я показал ему на пальцах.

— Петя! — крикнул я Хромову. — Будем укладывать рюкзаки.