На суше и на море - 1969

— Грешен, что и говорить, грешен, мой самострел. Видит бог, не хотел зла. Ведь семь лет тут живу, и никто ко мне не прихаживал. Медведь окаянный повадился из садка рыбу таскать, на него я навострил, а оно вишь как обернулось! — сокрушается боровичок.

— Поди еще есть самострелы?

— Упаси господь, более нигде не ставил.

Прилетел Артемка, сидит на изгороди в трех шагах и, насмешливо косясь умным глазом, чистит свой наряд.

На обед дед Терешка угощает нас жареным сигом, копченой косулятиной и медом.

К вечеру они с Юркой уплывают смотреть сети и удочки, заброшенные на сомов. Я отдыхаю, прогреваю в горячей воде ногу и записываю впечатления в дневник…

Интересна судьба этого старичка. До пятидесяти лет он жил и работал в железнодорожном депо на станции Белогорье. Вырастил ребят. Похоронил старуху и заболел открытой формой туберкулеза. От лечения толку не было. Не обращая внимания на прогрессирующую болезнь, начал безбожно пить. Здоровье угасало. Предчувствуя близкий конец, он по совету знакомого старика китайца продал домишко, все немудреное хозяйство и, купив лодку с подвесным мотором, уплыл в тайгу. Разыскал это великолепное озеро, целое лето рыл и расчищал русло речушки Секты и к осени заплыл сюда. К зиме срубил крохотную избушку. Жил кое-как, ожидая неизбежной смерти. К весне совсем стал плох, а летом здоровье быстро пошло на поправку: помогли воздух, дикий мед и медвежье сало…

И вот прошло семь лет, а он стал как речной голыш — крепкий, прожаренный солнцем, обласканный ветром и омытый светлой водой. Живет и не тужит. Его труд, конечно, очень сложен и тяжел. Нет свободной минуты. Раза два за лето он по прибылым от дождей водам успевает сплавить в рыбучасток пять — семь бочек соленой рыбы, осенью вывозит несколько бочек голубики, ореха, лимонника. К зиме приводит лошадь и верхом охотится на лосей и косуль, ставит капканы, ловит лис, выдр, норок, колонков, изредка добывает соболей или росомаху. Зимы здесь малоснежные, поэтому с вывозкой продуктов промысла осложнений нет.

Меня поразили его энергия и оптимизм. Обычно старики отшельники — грязнули и неряхи, примитивны до предела, но этот лесной гном — исключение…

Неожиданно прилетает Артемка. Плавно садится на конек крыши, чистит клюв и орет: «Ррыба, рыба!» Я зову его, но хитрый ворон ерошит перья и презрительно отворачивается. Из-за поворота на озере появляется лодка. Ковыляю к пристани. Дед Терешка, не доплыв до берега, кричит:

— Фартовый твой сынок. Гляди, чо поналовили.

Я помогаю подтянуть дощаник. По днищу лодки ползают четыре здоровенных сомища, а в отсеке сверкают чешуей крупные, как лопата, караси. На ужин отличнейшая уха. Варим ее на костре. Вечер тихий, теплый, лист не шелохнется. Солнце опускается, светлеет воздух.

Артемка, налопавшись рыбьих потрохов, скачет к озеру, пьет, потом купается и, с трудом взлетев на борт лодки, сушится в закатных лучах.

— Гляди, сейчас попрет козлов искать, — кивает в сторону ворона старик и, отложив карася, добавляет: — Он перед полетом всегда полощется.

И верно. Обсохнув, Артемка молчком взмывает в вечернюю синь небес.

— Дедушка Терентий, а зимой где ворон живет? — спрашивает Юра.

— Зимой? Зимой туговато жулику приходится, — усмехается дед. — Пробовал я сначала его в избе держать. Плохо. На воздухе мерзнет, да и вошь заедает. В сенцах насест смастерил, опять неладно. Страсть не любит низко спать.

В первую зиму долго маялись. Потом стал я примечать: как вечер наступает, так теряется мой Артемка, и баста. Я давай следить. Усмотрел-таки. Невдалеке отсюда хитрец здоровенную ель облюбовал. Как стемнеет, он в сучья нырнет, заберется в гущу веток, там, видать, потеплее, ну и спит себе припеваючи. Утром, глядишь, заря только-только заиграла, а Артемка уже на завалинке и стучит в окошко: отворяй, мол. Я в сенцы волокусь. Дверь открою, хитрец мне на плечо шасть и таким родом в избу въезжает. Пожрет, напьется, оглядит свою перовую шубку и скок, скок к порогу. Как выпущу, он сейчас вон на ту листвень взлетит, взгромоздится на самый крестик и сидит, греется под студеным солнцем, ждет, когда я коня оседлаю. Поехал — и Артемка полетел. С ним шибко ловко промышлять. На каких марях лоси кормятся, враз укажет, только повнимательней за ним следи. Я вам скажу: с Артемкой можно капитал охотой нажить. Только я не хочу этого. Нашто мне деньги? Нам с Артемкой их по горло хватает.

Юрка, с жадным любопытством слушавший рассказ, вдруг вскочил на ноги.

— Смотрите, смотрите, летит!

Ворон уже крутит над зимовьем. Садится на крышу и орет:

— Артемка, урра, урра!

— Нашел, подлец, козла! — Дед Терентий довольно улыбается, поглаживая свою огромную бородищу. Хитро поглядывает на Юрия и подмигивает. — Хошь сходить?

— Как папа.

— Иди. Мясо не помешает, да и охота, наверное, будет интересной.

Старик уже вооружился боевым карабином.

— Туда поплывем, — машет он на запад, вычерпывая из дощаника воду.

Отпустив охотников до середины озера, Артемка взлетает и, легко догнав лодку, звонко дронкает…