— На самом-то деле это вовсе никакие не ловушки, — объяснил он, — а обыкновенные глиняные кувшины без крышек. Они привязаны к длинной веревке на некотором расстоянии друг от друга. Связку опускают на дно. Осьминоги любят прятаться в темных расщелинах. Они доверчиво залезают в кувшины и остаются там даже тогда, когда мы вытягиваем связку наверх.
Место, где Тацуо опустил свои кувшины, не было обозначено никакими буйками. Покоились они на глубине 150 футов в трех милях от берега. Определив свое местонахождение по вершинам отдаленных гор, Тацуо бросил за борт якорь-кошку и стал водить им по дну. Мипуты через две он подцепил веревку, связывавшую кувшины, и вытащил на поверхность. Зацепив ее конец за деревянную кормовую лебедку, он втаскивал один за другим кувшины на борт и рукой в перчатке исследовал их содержимое.
Сначала результаты разочаровывали. Пусто. Но потом чуть ли не в каждом втором кувшине оказывался свернувшийся осьминог трех-четырех фунтов весом. Тацуо осторожно извлекал каждого и передавал Такико, чтобы она помещала их в цистерну с соленой водой. Одного Такико протянула мне, и я его внимательно рассмотрел.
Совершенная симметрия присосков, которыми усажена каждая из восьми крапчато-коричневых ног «тако», восхитила меня. Разглядывая головоногого, я следил, чтобы он не пустил в ход клюв. Им осьминог может пробить человеку палец, откусить ногу другого осьминога, а случается, и свою собственную. Такико показала мне взрослого осьминога с семью прекрасно развитыми щупальцами и с коротким обрубком на месте восьмого. Она пояснила:
— Это случается, когда они голодают. Если поблизости нет ни улиток, ни мидий, осьминоги могут начать пожирать самих, себя. Мы с мужем ловили и таких, у которых оставалось лишь две ноги из восьми. Эти беспомощные создания редко доживают до той поры, когда их ноги вновь отрастут. Неприятно даже думать об этом, — добавила она. — У нас в деревне про тех, кто обижает своих близких, говорят так: «Пожирает сам себя, как осьминог…»
Хотя сезон только начинался, нам повезло: из двухсот кувшинов мы извлекли сорок осьминогов. Такой улов стоит примерно 45 долларов.
Вернувшись на остров к вечеру, мы сдали пашу добычу в кооператив рыбаков, и я поблагодарил Тацуо и его жену за прекрасно проведенный день. Но прежде чем я научился без отвращения и даже с удовольствием есть местный деликатес — отварные щупальца «тако» в соевом соусе, прошло немало времени…
За первым приглашением на рыбалку последовали другие, и вскоре мы полностью включились в жизнь деревни. Однажды мы беседовали с Тадайоши Маэдой, одним из немногих жителей острова, которые не занимаются ни рыболовством, ни земледелием. Пользуясь инструментами, почти не изменившимися со времен его отца и деда, владевших тем же ремеслом, он снабжает весь Футагами крепкими и устойчивыми рыболовецкими лодками. Строит их из кипариса и кедра, четыре-пять штук за год. В тот день он как раз заканчивал сборку корпуса пятидесятифутовой лодки. Работал он в одиночку. И подмастерье, и сын Маэды уехали на остров Хонсю — на промышленные предприятия. Я спросил, не подумывает ли и он сам о переезде в город. Мазда покачал головой:
— Во время войны я работал на верфи в Кобе. И я понял тогда то, что большинство японцев начинает осознавать только сейчас: в жизни должно быть и еще что-то, кроме фабричного шума и дыма. Здесь я сам себе хозяин и живу среди друзей, — он провел рукой по борту лодки. — А главное, мне платят деньги за то, что я делаю с удовольствием.
Я спросил, сколько стоит на острове пятидесятифутовая лодка. Маэда, подумав, ответил:
— Примерно 750 тысяч иен (приблизительно 2400 долларов). — По западным стандартам — смехотворно низкая цена. Очевидно, заметив удивление на моем лице, он добавил, как бы оправдываясь:
— Но это, конечно, без стоимости мотора.
По деревенскому обычаю, у строителя лодок есть еще одна почетная, хотя и печальная обязанность: когда умирает кто-нибудь из жителей острова, он сколачивает гроб в доме умершего. Помогает строителю лодок деревенский плотник. Для такой несложной процедуры звать двух мастеров — излишняя трата сил, но мастер Маэда объяснил:
— Один человек будет чувствовать себя очень одиноким, исполняя эту невеселую работу. А двое как-никак составляют компанию друг другу. И когда члены семьи умершего оповещают деревню о смерти их близкого, они тоже всегда ходят парами.
Среди могил на кладбище лишь в некоторых находится прах умерших, подвергшихся кремации и захороненных в соответствии с японскими традициями. Во время второй мировой войны многие жители острова погибли в чужих краях и вернулись сюда в ритуальных белых гробах.
Один из самых ужасных для Японии дней — 6 августа 1945 года — хорошо помнят и в этой деревне.